Из груди Роуз вырвался прерывистый вздох. Я нашла ее руку и крепко сжала.
Инспектор откинулся в кресле.
– А что до самой мисс Карпентер? Вы не опасаетесь суда из-за нарушения обещания жениться?
Родерик развязно ухмыльнулся.
– Ничего такого я ей не обещал. Согласитесь, я ведь не обязан отвечать за то, что девушка себе напридумывала?
– Что же, – похолодевшим тоном произнес инспектор. – Это приводит нас к другому мотиву.
– Какому же? Вы не возражаете, если я закурю?
Он чиркнул спичкой, не дожидаясь разрешения.
– У вас были долги, мистер Хьюз. И, как вы сами признали, на этой почве у вас возникла ссора.
– Хотите сказать, что я укокошил старушку-мать ради наследства? – развязным тоном спросил Родерик после паузы. – Ерунда. Я ведь ее единственный сын. Она бы подулась немного и заплатила. Так всегда бывало.
– Вы можете быть свободны, мистер Хьюз. – Инспектор помолчал и уточнил с нажимом: – Пока свободны.
Родерик хмыкнул, затушил окурок и, насвистывая, вышел из комнаты.
Я обняла Роуз за дрожащие плечи и повела к инспектору.
– Вот же… – Он выдохнул и потер лоб. – Простите, мисс Карпентер, что вам пришлось это услышать.
– Спасибо, инспектор, – дрожащим голосом выговорила Роуз. – Я… рада, что это услышала. Прошу меня извинить.
Вырвала руку и выбежала прочь.
– Дорогая! – Я дернулась ей вслед, но инспектор взял меня за локоть.
Пальцы у него были жесткими, зато голос звучал мягко:
– Оставьте, ей нужно это пережить. Я сожалею.
– Спасибо.
Я прикрыла глаза. Бедная, бедная Роуз.
Роуз заперлась у себя.
Вечером ко мне постучалась встревоженная горничная.
– Прошу прощения, мисс. Я принесла обед для мисс Карпентер, но она не открывает.
Я молча отстранила горничную и побарабанила в соседнюю дверь.
– Роуз, с тобой все в порядке? Отвечай, иначе я принесу запасной ключ!
Это подействовало.
– Со мной все хорошо, тетя Мэри. – Голос Роуз был слабым, но вполне отчетливым. – Я просто хочу побыть одна.
– Тебе нужно поесть.
– Я не хочу, – так же слабо и безразлично ответила она.
– Роуз, нужно поесть, – сказала я, выделяя каждое слово.
Тихий вздох.
– Хорошо.
Дверь распахнулась, и я жадно всмотрелась в ее лицо. Немного осунулась, глаза заплаканные, но и только.
– Со мной все в порядке, – отрывисто сказала она. – Прости, я хочу побыть одна.
Забрала поднос и захлопнула дверь.
Я оглянулась на горничную. Надеюсь, она не станет болтать? Роуз и так придется нелегко.
– Я никому не скажу, мисс. – Она шмыгнула носом и заявила с непонятным ожесточением: – Я вообще с ними не разговариваю. Они все, все рады, что хозяйки больше нет!
Закрыла лицо руками и горько разрыдалась.
Мгновение я помедлила, потом обняла ее за плечи.
– Хватит плакать… как тебя зовут?
Она была старше меня на добрый десяток лет. Но я – почти леди, а она – служанка. Как ни крути, сословные различия все еще кое-что значат.
– Лиззи. – Она шмыгнула носом. – Лиззи Боггарт, мисс. Я личная горничная… была горничной хозяйки. – Ее простоватое лицо некрасиво скривилось. Вот-вот опять разрыдается. – А что до того, что леди хотела сменить меня на другую горничную, – ну, чтоб волосы умела по-модному укладывать и все такое, так это неправда! Леди бы никогда так не поступила.
Она прижала мокрый насквозь платок к носу.
– Вот что, Лиззи. – Я говорила ласково, как с больным ребенком. – Принеси мне обед, будь добра. И чтобы побольше чаю со сладостями. Ты меня поняла?
– Да, мисс. – Не улыбка – тень ее мелькнула на заплаканном лице. – Я все поняла.
Лиззи оказалась расторопной. Четверть часа спустя мы пили чай и уплетали пирожные. Поначалу она оглядывалась на запертую дверь, после осмелела. И взахлеб рассказывала о хозяйке, а мне этого и надо было.
– Не ладили? Да что вы такое говорите, мисс! – Лиззи была так возмущена, что даже отложила пирожное. – Да у нее с хозяином прямо второй медовый месяц был! Бедная леди сама мне говорила…
И душераздирающе всхлипнула.
Глаза у Лиззи были на мокром месте. Она оплакивала свою не очень-то добрую госпожу так искренне! Поневоле закрадывалась мысль, что даже в спесивой леди ХХХ можно было отыскать что-то хорошее. Преданность слуг дорогого стоит. Впрочем, Лиззи могла быть сентиментальна по натуре, да и положение личной горничной ей наверняка терять не хотелось.
– А я слышала другое, – произнесла я с тщательно выверенным недоверием.
– Вранье! – припечатала она. – Плюньте тому в глаза, кто такие россказни плетет. Я в семье тридцать лет служу. Кому знать, как не мне? Бедная леди часто со мной вроде как болтала. Ей и поговорить-то по душам было не с кем. Все вокруг ей завидовали.
– Неужели? – вставила я для поддержания разговора.
– Да-да! – закивала Лиззи. Было ей под пятьдесят, но маленькое личико, светлые волосы, вздернутый нос и распахнутые словно в удивлении глаза очень ее молодили. – Отец леди, покойный барон, души в ней не чаял. Оставил ей, бедняжке, все свое состояние. А другим родственникам – фигу с маслом!
– Неужели? – повторила я.
– Точно вам говорю! Они-то надеялись, что после смерти старого барона титул и поместье достанутся им. – Она вдруг хихикнула и покачала головой. – Но к тому времени у нашей леди уже мистер Родерик родился, и его светлость выхлопотал, чтобы титул перешел ему. Хоть и по женской линии, зато прямой потомок. И то дело, там родственники – седьмая вода на киселе.
Глаза у нее блестели, на губе прилипла крошка шоколада.
– Быть может, они с леди Хэлкетт-Хьюз переписывались? – заинтересовалась я.
В детстве я любила собирать грибы. И с тех пор твердо усвоила: хочешь что-то найти – смотри в оба и вороши любую кучу листьев.
– Ни словечка! – Лиззи торжественно потрясла пальцем. – Ни единого словечка за все годы, что я тут работаю. Вроде как старый барон с ними знался, еще когда его бедная жена в родах померла.
