Ему уже давно — быть может, вообще еще никогда — не приходилось испытывать такого ощущения полноты жизни, такой остроты и четкости восприятия. Он любил и ценил природу, восхищался великолепием осеннего тумана, легкой вуалью витающего над Дартмуром, пылающими желтыми нарциссами весной в поле перед его окном. Но никогда еще мир не казался таким ярким во всем своем многообразии.
Для Дианы день этот тянулся необычайно медленно. Каждый раз, когда она взглядывала на часы, ей казалось, что вожделенный миг встречи с Джеймсом никогда не наступит. Она не могла припомнить, чтобы день тянулся так долго. Наконец, заглянув на кухню, чтобы убедиться, что там все в порядке — она хотела, чтобы сегодняшний ужин был особенно хорош, — она отправилась к себе готовиться к вечерней встрече.
Лежа в ванне, она думала о Джеймсе, восхищалась его крепкой атлетического сложения фигурой, его внушительным ростом и широким разворотом плеч, демонстрировавшим силу и ловкость; она вспоминала его густые каштановые волосы, зачесанные вверх со лба и назад, его выразительное лицо... Но больше всего ее привлекали его глаза. Они часто бывали задумчивыми и далекими, но всегда смотрели на нее твердым, понимающим взглядом. Она не могла скрыть от него ничего, словно он видел ее насквозь, знал все ее тайны и страдания.
Сегодня, решила она твердо, не нужно отягчать его своими горестями. Сегодня ей не хотелось разрушать романтический флер. Она хотела очаровать, обольстить этого мужчину, который умел заставить женщину почувствовать себя неотразимой. В легкости и непринужденности, с какой Джеймс проявлял свою мужскую привлекательность, было нечто столь заразительное, что вызывало у Дианы ответное желание блеснуть собой.
Однако она была слишком неуверена в себе. Она знала, что где-то глубоко внутри нее таится робкое и подавленное, но нестерпимое желание почувствовать себя свободной женщиной, не встретившее ни поощрения, ни нежного понимания, ни страстной заинтересованности. Все эти пять лет брака оно оставалось невостребованным.
Она одевалась с повышенной тщательностью и накладывала макияж так тонко, чтобы создать впечатление, что она не пользуется косметикой. Ей хотелось подчеркнуть свою естественную привлекательность, а не демонстрировать красивую маску.
Джеймс, как всегда, был одет безупречно. Он придавал большое значение своему внешнему виду и не выносил неряшливости в одежде. Он начинал нервничать, если у него не было в запасе дюжины свежих глаженых рубашек от «Турнбулл и Ассер» с накрахмаленными манжетами, и ничто его так не раздражало, как плохо начищенная обувь. В его представлении малейшая небрежность была проявлением невоспитанности по отношению к себе и хозяевам дома.
Чувствуя себя в высшей степени уверенно, он свернул на боковую дорожку, ведущую вдоль Кенсингтонского парка ко внутренним строениям дворца. Он был одет в серый фланелевый костюм и совершенно умопомрачительный галстук от Гермеса, украшенный орнаментом из крошечных прыгающих зверьков. Он знал, что Диане это понравится, что она одобрит его вкус.
У полицейского поста он остановился, назвал свое имя и сказал, что ему назначена встреча с принцессой Дианой. Его голубой «рено» пропустили без лишних вопросов. Все это время его не покидало ощущение естественности происходящего.
Услышав шелест колес по гравию дорожки, она выглянула в окно и, убедившись, что это он, побежала вниз навстречу ему. Отливающая нежным загаром кожа, длинная свободная юбка, придавшая ей особое изящество, — Джеймс был покорен с первого взгляда.
Они не могли скрыть волнения, не сводя глаз друг с друга и нервно улыбаясь.
Диана провела его внутрь дворца по длинному коридору, увешанному великолепными картинами, через внутренний холл и вверх по лестнице в гостиную. Это была комната деловой женщины, отражающая двойственность среды обитания.
Те, кому выпало, как Диане, провести юные годы в роскоши вельможных дворцов, не чувствуют стеснения от помпезности просторных залов. Но им приходится сознавать, что они лишь хранители всего этого великолепия, что они представляют собой лишь одно из многих поколений, прошедших через эти овеянные исторической славой залы, по этим гулким коридорам и дорожкам векового парка. И они отдают предпочтение, как и Диана в Олторпе, нортхемптонширском родовом гнезде, куда ее семья перебралась, когда ей было четырнадцать, не хрупкой позолоте парадных комнат, а уютному беспорядку детской.
Дети, чья жизнь подчинялась светским обязанностям, могли вздохнуть свободно и расслабиться не на изящных стульях Людовика XV, опасливо держа на коленях чашку дорогого старинного фарфора, а удобно развалясь на старом кресле радушной, незамысловатой обстановки детской с ее потертыми ситцевыми диванчиками и разномастной мебелью.
Гостиная Дианы в Кенсингтонском дворце была прямым продолжением ее детской. Желтоголубые оборки на голубых занавесках гармонировали с желто-голубым цветочным рисунком обоев, но в остальном обстановка была простой, скорее уютной, чему как нельзя лучше способствовали два больших полосатых дивана с разбросанными по ним декоративными подушками, на которых были вышиты шутливые надписи вроде «Если ты думаешь, что любовь не продается, то просто не знаешь, где ее купить», говорившие о своеобразном чувстве юмора Дианы, и ореховые столики, на которых размещалась ее коллекция эмалевых шкатулочек с указанием повода и даты их появления.
Несколько женственный характер комнаты Дианы, пропитанной густым ароматом роз и увешанной акварелями, изображающими балерин в изящных позах, не помешал Джеймсу сразу почувствовать себя здесь как дома. Да и мог ли он испытывать иное чувство в этом помещении, так много говорящем о ней, где во всем царил ее дух? Это было ее убежище, где она могла себе позволить расслабиться, где ощущала себя в безопасности.
Объяснив, что обычно она не пьет, но по этому особому случаю готова выпить немного шампанского, она протянула ему бутылку и наблюдала, как он твердой рукой наполнил два высоких бокала.
Она подошла, села рядом с ним на диван, и они заговорили ни о чем. Они оба понимали, что слова не имеют никакого значения. Их общение совершалось на ином уровне. Их на первый взгляд бессвязные и временами саморазоблачительные реплики имели смысл только в свете их личного, но общего для них двоих желания проникнуть в тайны друг друга. Они оба понимали, что их влечет друг к другу, но прежде, как непременный ритуал на данной стадии их отношений, должен состояться этот ужин.
Она весело и легко рассказывала о своих делах, обращая повседневные заботы в шутку, со смехом знакомя его с мелкими подробностями своей жизни. Они обсуждали показанный этой осенью по телевизору двухсерийный документальный фильм «Личности и личная жизнь. Принц Чарльз и принцесса Уэльская», и Диана смеялась