— Заткнись, Тень, иначе расскажу, что представляю, глядя на тебя я.

Дядька Рэм подал мне магнитные ботинки и атмосферный жилет.

— Надеть шлемы и включить респираторы на максимум, — напомнил Мирх, шагая к двери.

— А что будем делать, если там все-таки террористы, пусть надышавшиеся пыльцы, но при оружии? — тихо спросила Тара, когда двери уже закрывались.

Бескрайний бархат космоса только казался холодным, особенно тем, кто в нем никогда не был, не наблюдал, как яркий свет звезд заглядывает в рубку сквозь панорамное окно, и манит за собой в неизвестность. Я и не подозревала насколько соскучилась по пилотскому креслу, пока не села в него.

Щелкнув страховочными ремнями, я вставила ключ-карту и ввела пилотский код Аргуса, до последнего ожидая подвоха от системы. Наша Ижка способна идентифицировать человека не только по коду, но и по визуальному отпечатку. Но операционка и вправду была самой что ни на есть стандартной, заставка на экране сменилась зеленым светом, замигал в ожидании курсор командной строки, кажется, даже аудиорасширение не устанавливали. Для Тритона Сотки это просто позор.

— Не любит тебя хозяин, — пробормотала я, выставляя значения стабилизаторов, — Готовность к старту по моей команде. Три, два, один, — тросы один за другим отскакивали от корпуса. — Отрыв. Мирного космоса.

— Тритон вызывает Коробочка, — заговорил динамик, система опознала сигнал и вывела на экран скупые строки сведений. РЗКС -10051, разгоно — заправочная станция, пятьдесят первого сектора, класс «А» с правом обслуживать суда с тоннажем до…

— Тритон на связи, — ответила я.

— Вереск снова требует связь и костюм. Что делать?

— Предоставить, — ответил неслышно подошедший капитан, пока я выводила катер из дока. — До прибытия патруля мы обязаны выполнять любые требования террористов по мере сил и возможностей.

— А костюм?

— А костюм мы сейчас доставим.

— Самой последней модели, — пробубнил Тииз, — Смирительной.

— Перекинь на резервный канал и включи запись, — отдал Таре приказ Мирх.

— Выхожу на дистанцию прямой видимости, — отрапортовала я.

В эфире послышался шум помех, словно перед микрофоном конфетку разворачивали, оборудование Коробочки было старым и в большинстве случаев списанным с других станций.

Я вывернула штурвал, огибая космобайки, шорохи в эфире сменились выжидающей тишиной, а потом… молодой срывающийся голос произнес:

– Любовь не шлейф кометы длинный,

Любовь не холод стен унылый,

Ведь возлюбить легко,

Забыть же трудно… — видимо, момент был особо трагичный, парень всхлипнул и, запинаясь, продолжил, — нельзя спереть… стереть черты суу… судьбы…

— Это все слышат? Или только я один? — растерялся Тииз.

— Все, — покаянно ответила Тара, — Он даже личный код абонента не набрал, так и вещает на всю Кистен-Терру, канал открытый.

— Если там есть настоящие террористы, они убьют его сами, — пробормотал охранник.

— И как можно быстрее, пока он там не забил или забыл … — Мирх махнул рукой.

— Лететь вперед подобно свету… — голос парня дал петуха.

— Разгон сотня, перевожу мощность на маневровые, — звезды мягко качнулись.

— Зачем она все это говорит? — спросил у капитана помощник, — Кому?

— Пилоты крейсеров работают в связке с напарником, и часто обозначают действия вслух, — пояснил за меня Мирх.

– Не слышать жалкие наветы,

Не раз, не два, не три, не…

— Надеюсь, он не все цифры будет перечислять, — буркнул Тииз, наблюдая сквозь обзорные экраны за Вереском, с такого расстояния, он казался огромным.

Тритон отклонился с прямого курса, ныряя под прикрытие перерабатывающей отходы системы.

— Я края не видел…

— Куда? Ладно он, Тень, но ты-то края видишь?

— Не лезь, — рявкнула я, облетая сортировочный бак.

— Вот, что значит доверить мужскую работу девке. Ты Вереск видишь? Нет? Чего тогда виляешь, как непорочная дева, перед потерей этой самой непрочности.

— Мирх надень на него намордник!

— Ах ты!

— Едины наши помыслы и души…

— Заткнись, Тииз, — беззлобно проговорил капитан. — Если на Вереске террористы, вряд ли они будут молча наблюдать, как мы нарезаем круги вокруг корабля. Так что пусть виляет.

— Ну, раз тебе так больше нравится, кэп.

— Не вынимайте потроха, больную душу обнажая… — голос парня дрогнул, видимо, болезная душа и впрямь нырнула в потроха.

— Идиот! — проговорила я сквозь зубы.

— Глупая девка! — не менее ласково ответил Тииз.

— Пусть будет мир по всей земле…

— Заткнулись оба, пока я вам ад по всей земле не устроил. — Мирх опустился в соседнее кресло, — Напомните, почему я не дождался патруля?

— Не знаю, — ответила я.

— Я тоже.

— Наша сила в единстве, — прокомментировал поэт-песенник.

Маневренность у Тритона была потрясающей, катер не летел, а плыл, крался, словно дикий кот, двигатель бесшумно отрабатывал такты, менял высоту, одну горизонталь на другую, повинуясь легкому движению штурвала. Стабилизаторы принимали на себя перепады, компенсируя давление в пределах четырёхсотых секунды. Не корабль, а мечта. Свет и мрак, как бы я хотела, дать на ходовые максимум и рвануть в чернильный мрак космоса.

— Они засекут нас в течение тридцати секунд, — отрапортовала я, — И могут заблокировать стыковочный узел.

— Мы рвемся в бой за правду… — подбодрил нас террорист-стихоплет.

— Поэтому пойдем на максимуме.

— И что это нам даст, кроме перегрузок? — поинтересовался Мирх.

— Это сократит их время на раздумья.

— Я бы на месте террористов, обесточил узел сразу, — хмыкнул Тииз.

— Принято к сведению, — серьезно кивнул кэп.

— Да бросьте, — я увеличила мощность, и катер откликнулся чуть слышным гудением, — Кто верит, что там на самом деле террористы, поднимите руки.

— Тогда зачем идти на максимуме? — спросил Мирх.

Я не ответила, потому что банальное «хочу» в такой ситуации звучало почти кощунством.

— Настанет день, когда твоя любовь увянет…

— Моя, — сплюнул Тииз, — уже увяла.

— Готовы? Ускорение на три, два, раз, — я коснулась сенс-панели, и катер рванулся к Вереску, словно собираясь красиво размазаться по его борту.

Искин выразил протест столбиком цифр на экране и перечислениями возможных повреждений, стоящий рядом Тииз — ударом о пол, Мирх — матом.

Обшивка Вереска рывком приблизилась. Система закончила перечислять грозящие нам переломы и бодро поинтересовалась: а не вызвать ли доктора?

Взвыл сигнал тревоги, к счастью, заглушая непонятого поэта.

— Тень, чтоб тебя… и мать твою… — сирена была полностью согласна с кэпом, — И того, кто учил тебя летать туда же!

— Три, два, один, — снова отсчитала я, и перевела двигатели на реверс. Скорость упала. К гулу добавилась едва заметная вибрация. Катер затормозил так близко от Вереска, что я могла бы пересчитать каждый светодиод, на внешней приборной панели.

В ответ на автоматический запрос, стыковочные узлы пришли в движение. Не отключили. Не смогли или не захотели? Варианта два: либо на Вереске не было террористов, либо они не имели ничего против нашего визита и уже разливали тормозную жидкость по хрустальным фужерам.

Катер замер подрагивая. Сирена смолкла, Мирх тоже. Искин несколько секунд раздумывал, а потом застенчиво предложил вызвать уже не врача, а коронера.

— Не знаем мы отврата, не знаем мы стыда, — вернулся в эфир воодушевленный террорист.

— А я, кажись, вот-вот его познаю, — прохрипел поднимаясь Тииз, — Отврат я имею в виду.

— Тритон, вызывает Коробочка. У вас опасное сближение…

Крепежные винты вошли в пазы и система отрапортовала о завершении стыковки. Искин помигал курсором и обиженно объявил о повреждении третьего и четвертого стабилизаторов, а потом добавил