– Не ничей я. Фёклин.
– И откуда ты такой взялся, Неничей Фёклин? – загоготал рыжий. – Из села Гадюкино?
Черный и Белый заржали в унисон, но быстро умолкли. Было ясно, что им меня жаль, а ржут они только чтобы поддержать рыжего.
Я вдруг почувствовал жуткую вялость. Мне показалось, что у меня даже челюсть отвисла от слабости. Я уставился на рыжего, а он – на меня. Так мы и простояли какое-то время, таращась друг на друга. Рыжий пришел в себя первым.
– Имя? – просипел коротышка.
– Сильвер! – в тон ему ответил я.
Рыжий зашелся гнусным смехом.
– Ну да, Сильвер. Как же! А я капитан Крюк! Ха-ха-ха!
– Хыр-хыр-хыр! – чуть ли не хрюкали предатели Черный и Белый.
Я обиженно засопел:
– Ну Сильвер. А что такого?
Рыжий посмотрел на меня с подозрением, но развивать тему не стал.
– Я Ржавый, – заявил он после недолгого молчания. – А там вот Яшка-Итальяшка. И Гнусик.
Черный и Белый одновременно кивнули, но я как-то сразу определил, кто есть кто. И чуть не рассмеялся этому рыжему в лицо.
«Итальяшка, главное! Ну врет же и не краснеет!»
Может, я с итальянцами и не настолько знаком, чтобы вот так прямо близко общаться, но этот точно был не из Италии. В лучшем случае из Молдовы. Я их брата хорошо знаю. Там Жекина двоюродная бабка родилась.
Тут мне рыжий предъявил:
– Ада Семёновна велела показать, как стелить постель.
И, главное, таким тоном, словно я ему хот-дог должен! У меня, конечно, хватило ума не выпендриваться, хотя так и подмывало сказать: «Мне вообще-то одиннадцать. Уж как-нибудь без вас справлюсь».
Вместо этого я зачем-то спросил у Черного:
– Ты что, правда итальянец? Или это прозвище?
Тот никак не отреагировал. Может, потому, что рыжий зыркал на него, как звереныш. Ну или просто он сам по себе был тормозом.
– А ты всегда так разговариваешь? – запищал вдруг коротышка тоненьким голоском. – Как маменькин сынок?
– А ты такой больной с рождения или просто случайно головой стукнулся? – огрызнулся я. Нет, ну а что он лезет?!
Я думал, Ржавый мне сейчас врежет. Но нет. Он наставил на меня палец и пальнул из него, как из пистолета. Клоун несчастный!
Я чуть не сдулся от облегчения, когда он вышел из комнаты.
– Это у меня имя такое, – заявил вдруг итальянский тормоз Яшка.
Я, честно, изумился: «Неужели только дошло? Прием-прием. Ошибка связи!»
– И прозвище тоже, – разоткровенничался он. – У нас у каждого свое. Ржавый придумывает.
Его прямо было не унять. Я тяжело вздохнул:
– Мы что теперь, всегда будем жить вместе?
Они молча переглянулись, и я как-то сразу запаниковал. Прямо сердцем почувствовал, что так оно и будет.
* * *Вечером за мной пришла директриса – Тамара Сергеевна. Я так понял, все зовут ее Томочкой, но решил пока никак к ней не обращаться, а «Томочка» говорить про себя. Надо же сначала присмотреться к человеку. Мы пошли в столовую – знакомиться с другими детьми и ужинать. По дороге Томочка всё щебетала. Тут у нас то, тут у нас это. И спортивный зал, и библиотека, и даже фортепиано есть. А я шел молча и только изредка мычал:
– Ам-м. Ом-м. Гм-м.
Ну а что я мог сказать. Фортепиано? Здорово! Вот сами на нем и играйте. А я хочу домой.
Дети в столовой мне не понравились – какие-то все кислые. А повариха, наоборот, оказалась задорная. Плюхнула мне кашу на тарелку и говорит:
– Ты, ежели что, смело дуй за добавкой. А то вон какой худой – одна кожа.
А я ей такой:
– Это не кожа. Это у меня обмен веществ стремительный, как у шмеля.
Я в одном журнале вычитал.
А она как захохочет – чуть зубы не выплюнула. Я заметил, что они у нее по бокам золотые, как у Косого с нашего двора. Жека говорил, что он цыган. Но Фёкла твердила – уголовник. А я на всякий случай просто его боялся.
Мне вдруг снова стало ужасно тоскливо. Еще и повариха эта привязалась. Нашлась тут заботливая.
Я взял поднос, сел за стол и стал изображать лимон. Ну, чтобы среди других не выделяться. А Томочка, которая была далеко не такой нежной в плане фигуры, как ее имя, взгромоздилась рядом.
Я покосился на нее с ужасом. Сидеть за одним столом со взрослыми – это же просто чума бубонная. Фёкла мне просто житья не давала с этой едой. Как придем куда-нибудь в общественное место, ну, там, в гости например, так сразу начинается:
– Не хватай ты, стыдобища! Жуй медленно! Что ты как с голодного края?
Поэтому я сразу решил, что есть не буду, и отодвинул тарелку с рыбой и кашей. Может, и к лучшему, потому что видок у этой рыбокаши был тот еще.
Но Томочка снова меня удивила. Заявила вдруг:
– Ты кушай спокойно, а я побегу – мне еще бухгалтерию принимать.
Вскочила и действительно побежала, будто за ней кто гонится. Я прямо опешил от такой прыти. И так обрадовался, что даже рыбу съел, точнее проглотил, не жуя, чтобы не отравиться. Хотел и кашу прикончить тем же способом, но не успел, потому что ко мне за столик подсела знакомая троица. Ржавый уселся напротив, с разгону напихал полный рот еды и тут же выплюнул обратно на тарелку. Меня прямо самого затошнило – до того он был мерзким.
– Ада Семёновна идет! – объявил Гнусик. Ну дела! Я-то думал, что он немой, ну или, там, иностранец. А он, оказывается, просто неразговорчивый. Гнусик вообще личность запоминающаяся. Тонкий, бледный, весь такой печальный – ну чистый Пьеро. Только скрипки под мышкой не хватает. И Мальвины. Хотя, судя по пылающему взору, Мальвина у него была. И звали ее Ада Семёновна.
– Приятного аппетита! – сказала Ада Семёновна, проходя мимо нашего столика. И вдруг та-а-ак красиво улыбнулась – обалдеть можно. Я, конечно, тут же размечтался, что именно мне. Ну а вдруг я ей понравился?
Потому что мне она понравилась очень. Маленькая такая, румяная, с волнистыми волосами. Если бы их еще в синий цвет покрасить – была бы один в один Мальвина, может, еще и лучше.
– А кто она такая? – спросил я Гнусика.
– Воспитательница, – благоговейно зашептал тот. Он бы еще ручки сложил, как монашка на исповеди. Я сказал «ясно», а сам подумал: «Детский сад какой-то!»
Ржавый допил компот и рыгнул, как последняя свинья. Я посмотрел на него с отвращением, а он на меня с улыбочкой. Встал из-за стола и тут же наступил мне на ногу, гаденыш. И такой:
– Ой, я случайно.
Я только чудом сдержался, чтобы не намылить ему шею. И хорошо, что так. Потому что к Ржавому тут же подошла Ада Семёновна и куда-то его