– Это не удар отсроченной смерти, – повторил Волин, снимая медицинские перчатки и протирая руки антисептиком. – От такого удара остался бы след вроде маленького синяка или темной точки. А это… это больше напоминает другую технику.

– Какую? – спросила Ирина, глядя на него снизу вверх. – Какую именно технику это напоминает?

Он кивнул прозектору, прощаясь, и они вышли из морга. Оказавшись на улице, отошли метров на двадцать от двери, от которой, казалось, веет могильным холодом. На улице, несмотря на лето, тоже было не жарко, градусов одиннадцать-двенадцать – чувствовалось, что они в горах. Волин закурил. Иришка по-прежнему ждала ответа, не сводя с него глаз.

– Не помню, как называется, – проговорил он наконец, выпуская дым и стряхивая пепел с сигареты. – В традиционных боевых искусствах есть такая специфическая штука. Суть ее в том, что удар наносится не прямо по телу противника, а через твою же собственную ладонь. То есть ее в последний момент подставляют под удар и она служит как бы прокладкой между бьющей рукой и местом, по которому бьют.

– И в чем смысл такой прокладки? – не понимала Иришка. – Удар же будет слабее.

Старший следователь покачал головой: наоборот. Считается, что благодаря подставленной ладони энергия проходит через защиту из мышц врага и напрямую поражает его внутренние органы. Может быть, этому даже есть какое-то чисто научное объяснение. Но в традиционных боевых искусствах объясняют это использованием внутреннего усилия и энергии ци. Кстати, от такого удара человек иногда умирает сразу, а иногда какое-то время еще мучается.

Мадемуазель ажан смотрела на него недоверчиво: а он-то откуда все это знает? Ну, он по молодости лет занимался тайским боксом, даже кандидатом в мастера стал. Так что кое-чего наслушался, кое-чего начитался не только в муай-тай, но и, так сказать, в смежных областях.

– Значит, ты думаешь, что его убили именно так, через руку? – Иришка хмурила брови.

Волин пожал плечами: эта версия не хуже любой другой.

– Выходит, искать надо какого-то бойца?

– Не какого-то, – поправил Волин, – а ушуиста или каратиста. Это именно их техники, другие, в общем-то, этим не владеют.

На смартфоне у Иришки пикнуло оповещение. Она вытащила телефон, провела по экрану пальцем.

– Ага, – сказала она, – установлен владелец машины. Это некий Маттео Гуттузо, 25 лет, генуэзец.

Она еще потыкала в смартфон, потом показала Волину фотографии, высыпавшиеся по запросу в поисковике. С фотографий глядел атлетически сложенный молодой человек с зализанными назад светло-русыми волосами и сияющей улыбкой кинозвезды. На нескольких фотографиях он был в кимоно, на одной выполнял высокий удар ногой в прыжке.

– Тоби-маэ гери [высокий удар ногой в прыжке в каратэ], – задумчиво проговорил старший следователь, рассматривая фото. – Квалифицированно бьет, однако.

Тут же нашлось и объяснение высокой квалификации бойца. Оказалось, что синьор Матте́о Гутту́зо – обладатель третьего дана по каратэ.

Волин довольно потер руки: похоже, они на верном пути.

– Думаешь? – спросила она озабоченно. – Но если убил Гуттузо, почему он не снял с машины свои номера? Ведь вычислить его по номерам – проще пареной репы.

Волин усмехнулся – это же очевидно, неужели она не понимает? Иришка посмотрела на него сердито: не выпендривайтесь, Холмс, говорите ясно.

– Элементарно, Ватсон, – отвечал он. – Если мы возьмем этого Гуттузо за жабры, он наверняка скажет, что покойный друг попросил его дать ему ключи от машины и поехал по каким-то своим делам. По дороге с ним случился сердечный приступ, он врезался в дерево – так что с него, Гуттузо, взятки гладки. Понимаешь? А кроме того, машину можно идентифицировать не только по номерам, но и по двигателю, и по номеру кузова. Так что полиция все равно бы узнала, кто владелец. Но если бы этот владелец еще и номера снял, это бы выглядело вдвойне подозрительно.

– Кстати, что делал покойный в межсезонье в Ла-Розьер? – перебил Волин сам себя.

Оказалось, что ничего он тут не делал. Во всяком случае, никто его здесь не опознал – Иришка накануне исколесила весь курорт, показывая его фотографию всем кому можно и нельзя. Таким образом, похоже, что он даже не доехал до Розьера. Очень может быть, что его сначала убили где-то в другом месте, потом засунули в машину, довезли до леса и бросили на дороге.

– А откуда он ехал? – спросил Волин.

– Со стороны Италии.

Волин кивнул. Ну что ж, это похоже на правду. Непонятно одно: если старого перца убили в Италии, почему дело расследует французская полиция?

– Потому, что все это – пока только наши предположения, – нетерпеливо отвечала Иришка. – Тело нашли на нашей территории, вот мы и расследуем.

Старший следователь затушил сигарету. Похоже, придется им ехать на родину Данте и Петрарки.

– Придется-придется, – согласилась Иришка. – Кстати, ты по-итальянски говоришь?

– Ну, как… – развел руками Волин. – Челентано слушаю, конечно.

«Гра́цье-пре́го-ску́зи-айнэнэ́!» [«Grazie, prego, scusi» – известная песня Адриано Челентано] – пропел он негромко.

– Айнэнэ – это не по-итальянски, а по-румынски, – хмыкнула она. – Или даже по-цыгански.

– Ну, вот видишь, выходит, я еще два языка знаю – итальянский и румынский. Или даже цыганский.

Она махнула рукой – не страшно. На границе с Францией все равно все говорят по-французски. А если что-то будет непонятно, она переведет.

– Ну что, тогда в Италию? – спросил он бодро. – Здесь мы все дела закончили?

Она заколебалась. В принципе, да, все. Ну, разве что он захочет еще свидетелей допросить. Волин сделал стойку: что за свидетели? Супруги Моретти, отвечала Иришка. Именно они и обнаружили тело.

– Не знаю, как у вас, а у нас в России как раз свидетель-то и есть первый подозреваемый, – заметил Волин. – У нас даже практикуют такой процессуальный фокус. Если мы подозреваем человека, то сначала привлекаем его как свидетеля. В этом качестве он не может отказаться от показаний. А после того, как он все, что можно, расскажет, его статус меняют на подозреваемого. Или даже обвиняемого.

– Эти ваши процессуальные фокусы дурно пахнут, – Иришка бросила на него суровый взгляд. – Ты тоже такое выделывал?

– Я – нет, – быстро сказал Волин, – Бог миловал, да и вообще я белый и пушистый, ты же знаешь… Но если серьезно, бывает же, что свидетель оказывается убийцей.

Иришка покачала головой: не тот случай. Супруги Моретти приехали на ретрит по духовным практикам, на который записались еще три месяца назад. Предположить, что они попутно грохнули беднягу, было бы слишком смело. Госпожа Моретти до сих пор в истерике бьется, никакие практики ей не помогают.

– Ладно, – сказал старший следователь, – верю твоему чутью полицейской ищейки. Давай тогда уже собираться, что ли – время-то не ждет.