Алеа хранила молчание. Когда она не спала, то сидела, погрузившись в толстый тяжелый том Энциклопедии Анали, которую всегда держала подле себя. Сначала она неторопливо переворачивала страницы лежавшей на коленях книги, училась читать, понемногу продвигаясь вперед, подолгу отыскивая значения слов, упрямо вглядываясь в буквы, которых пока не знала. А через несколько дней читала уже свободно, будто умела это всегда. Страницы перелистывались все быстрей, взгляд девушки становился пристальнее. А глаза горели все ярче.
Однако она по-прежнему не разговаривала. Ни с Мьолльном, своим верным спутником, ни с Эрваном Аль'Даманом, юношей, который ее любил, ни с Фингином, молодым друидом, которого она призвала к себе, не говорила Алеа и с Кейтлин, которую, однако, нежно любила, как сестру. Но, кроме Мьолльна, все, казалось, смирились с ее молчанием. Зато гном с каждым днем волновался все больше. Он усаживался возле девушки, долгими часами глядел, как она читает, потом, видя, что она по-прежнему нема, шумно выходил из маленькой хижины, раздраженно вздыхая.
Сотня солдат, разбивших лагерь вокруг ее жилища, носили ее герб, но и они не слышали от нее ни единого слова. Они служили ей, воевали за нее, видели, как ради нее умирают их братья, но сейчас она отстранилась от них, уединившись в хижине, в которую никому не было доступа. Алеа еще ни разу не выходила оттуда, и многие солдаты даже не видели ее лица. Однако все разговоры были только о ней. Она была красивой, высокой, сильной, к ней были обращены все надежды преданной ей армии.
Но за красным пологом, закрывающим вход в хижину, где отдыхала Алеа, спутники слышали только ее молчание.
И вот как-то вечером, когда все ужинали за маленьким столом, который смастерил гном в самом начале их жизни здесь, Алеа, по-прежнему лежа в стороне на своем ложе, заговорила.
— Фингин, нам с тобой нужно поговорить, — произнесла она, не глядя на своих друзей, словно тишина не разделяла их эти долгие дни.
Все недоуменно переглянулись, потом повернулись к ней.
— Слушаю тебя, — ответил молодой друид и положил на стол деревянную ложку.
— Нет, не здесь, — сказала Алеа, внезапно поднявшись. — Пойдем погуляем в лесу.
— Боишься, что мы услышим? — гневно воскликнул Мьолльн. — Вот как! Ты от нас что-то скрываешь?
Кейтлин нахмурилась и сделала гному знак помолчать. Но Алеа улыбнулась. Она почти забыла нрав господина Аббака.
— Нет, Мьолльн. Мне просто нужно пройтись и подумать. Фингин может мне помочь. Но если ты тоже хочешь пойти — пожалуйста. Мне нечего скрывать. Особенно от моего самого старого друга.
— Так-то лучше, — поморщился гном. — Ну да, я хочу пойти. Ахум. Мне тоже надо пройтись и подумать. Великая Мойра! И это тоже верно, я твой самый старый друг.
— Пошли, — сказала Алеа и твердым, почти торжественным шагом направилась к выходу.
По дороге она взяла посох Фелима и накинула на плечи его длинный белый плащ. Друзья ошеломленно смотрели, как она двигается. Как видно, она была уже совсем здорова. Только все больше и больше непредсказуема. А еще казалось, что она стала выше ростом. Словно за время болезни повзрослела на несколько лет. Высокая, стройная, уверенная и красивая, она была уже не ребенком, а решительной девушкой. Мьолльн соскочил со скамьи и поспешил следом. Вскоре Фингин присоединился к ним, бросив извиняющийся взгляд на Кейтлин и Эрвана. Но они были рады уже тому, что Алеа заговорила. И пока вздохнули с облегчением.
Имала бежала очень долго. Подальше от трупов и их запаха. Вместе со своими собратьями она убивала этих тварей и защищала дыбуна. Но сейчас ей хотелось держаться подальше. Другие волки тоже разбежались, рассеялись по земле. Будто сила, соединившая их, исчезла и природа снова вступила в свои права. Звери опять сбились в стаи, и каждый клан искал себе территорию подальше от других.
Имала, как это бывало раньше, одна бежала по землям острова. Дыбуны остались далеко позади. Только раненая лапа еще болела, а ветер обдувал ее шерсть. Она бежала на юг, преодолевая песчаные равнины, леса, обходя стороной деревни, и охотилась в одиночку.
В тот день она к вечеру добралась до берега пруда, когда гаснущий свет сумерек окутывает все вокруг нежно-синим покрывалом. Волчица неторопливо прошла меж высоких пожелтевших трав. Лес уже постепенно начал преображаться. Листья и травы окрашивались в медный и рыжий цвет. Навострив уши и опустив морду к земле, волчица легким проворным шагом направилась к воде. Ее широкие лапы тонули во влажной холодной земле. Вскоре бело-серое отражение показалось на поверхности пруда, прекрасный двойник ее тела, исхудавшего к концу лета. Она на мгновение замерла, прислушиваясь к легкому плеску воды, тряхнула головой, чтобы отогнать насекомых, и, наконец, склонилась над прудом, смочила морду и принялась пить.
Свежая пресная вода утолила жажду, но пробудила голод. Имала вдруг перестала лакать и подняла голову. Она заметила, как в глубине пруда проскользнуло что-то длинное и дрожащее. Рыба. Волчица замерла и стала пристально вглядываться в воду. Рыба показалась снова. Потом еще одна. Они зарезвились на поверхности. Волчица чуть отступила и молниеносно сунула морду в воду.
Из пруда она вытащила большого чешуйчатого карпа. Добыча невелика, но пока и этого хватит. Имала потрусила вдоль берега, а потом улеглась под высокой ольхой, которая, хорошо приспособившись к здешним местам, возвышалась над водой на корнях-ходулях. Волчица быстро расправилась с рыбой и снова подошла к воде попить и вымыть морду.
На белой шерсти ее раненой лапы уже почти не было видно крови, но она по-прежнему прихрамывала. Она улеглась на черный ковер из опавшей листвы, мелкого галечника и ивовых веток. И наконец задремала под успокаивающую песню окружавшего леса.
Но едва она уснула, как ее разбудил хруст ветки. Имала мгновенно вскочила и огляделась.
Она пристально озиралась вокруг, навострив уши и вытянув хвост, и вскоре увидела того, кто ее разбудил. Всего в нескольких шагах в тени старой ольхи неподвижно сидел, зорко наблюдая за ней, серый волк.
Это был крупный широколобый самец с длинными лапами и мощным телом. Его узкие желтые глаза очертила широкая черная полоса, ярко выделявшаяся на серой шерсти, что делало его взгляд особенно проницательным. Высунув язык и навострив уши, он шевелил загнутым кверху хвостом, казалось ожидая от Ималы первого шага.
Волчица не двигалась. Этот волк был ей как будто знаком, но прошло много времени. И пока они вновь стали друг другу чужими.
Самец вдруг залаял, затем лай перешел в пронзительный вой. Когда последний звук затих, волк вытянул уши, словно ожидая ответа соперника. Но увидел, что Имала одна. Других волков рядом нет. Путь свободен.
Знакомый запах большого волка вскоре достиг