ближе — правильно, несколько долблёнок типа той выловленной нами, что мы тащим на буксире, а мельтешат — люди. Метров на двести подходим к берегу, спускаем паруса, выдвигаем вёсла и начинаем мерять глубину — как-то не хочется сесть сдуру на мель. Чудо наше без перьев своих уже тем временем опознало, кричит им чего-то, подпрыгивает, руками размахивает, те в ответ чего-то кричат, тоже руками машут, один куда-то вглубь суши побежал — явно в селение своих созывать, а этот уже колеблется, не сигануть ли за борт и пуститься к берегу вплавь. Мы подали ему знак, чтоб успокоился — один хрен не просто ж так к берегу плывём, а будем высаживаться, так что, сами высадимся, а его на палубе забудем, что ли? Ясный хрен, сойдёт вместе с нами как белый человек. На всякий пожарный, естественно, мы облачаемся в поданные слугами бронзовые кольчуги и шлемы, набрасываем перевязи мечей, пристёгиваем к поясам цетры и кобуры револьверов. Это его успокаивает — если бы не собирались высаживаться, так не выряжались бы в парадные на его взгляд цацки. Из-за постоянных промеров глубины мы движемся медленно, на берег уже куча народу высыпала, наш спасённый нас нетерпеливо поторапливает. Показываю ему сложенные лодочкой ладони, затем горизонталь и пальцем за борт указываю — типа, поверхность воды, потом снова одну ладонь лодочкой, а другой рукой осадку ему типа замеряю и пальцем в палубу тычу, после чего показываю рукой чуть выше своего роста и опять пальцем в палубу. Тот задумывается и кивает — типа, не дурак, дошло, затем показывает мне ещё немного правее и описывает рукой дугу — типа, вот так тогда надо. Осторожно движемся указанным фарватером, и меряющий глубину матрос докладывает, что не соврал дикарь — там в самом деле глубже. На сотне примерно метров останавливаемся и встаём на якорь — если и добьёт с берега длинный лук, то уже неприцельно, а вот ближе — опаснее. Два других наших корабля заякориваются рядом, а мы спускаем на воду лодку и перецепляем теперь уже к ней буксируемую долблёнку. С других кораблей тоже спускают лодки — причаливать они не будут, а просто подстрахуют нас вблизи. Винтовки тутошним чингачгукам, конечно, неизвестны, но и несколько луков вполне наглядно демонстрируют нежелательность опрометчивых решений…

На полпути лодок к берегу от стоящей там толпы отделились и убежали бабы с детьми и подростками, метрах в двадцати — больше половины мужиков, оставив встречать нас десятка полтора, не больше. У самой отмели остановились две подстраховывавшие нас лодки, наша пристала к берегу. Высаживаемся, киваю спасённому на встречающих — типа, иди к своим, киваю им — принимайте своего. Наши подтаскивают и отвязывают от лодки туземную долблёнку и указывают на неё красножопым — забирайте, нам чужого не надо. Двое из тех по знаку старшего принимают утлое судёнышко и вытаскивают на песок подальше от волн прибоя. Спасённый лопочет со встречающими что-то на их непонятной тарабарщине, они оборачиваются вместе с ним к тропе, по которой уже ретировались их соплеменники и жестами приглашают нас. Хрен к носу на предмет риска мы прикинули ещё на палубе. Вероятность нападения, строго говоря, ненулевая, и заявись мы сами по себе — пожалуй, и процентов в пятьдесят можно было бы её оценивать. С одной стороны, видок наш гойкомитичам непривычен, да и чуют дикари, что неспроста это, когда ты их не очень-то и бздишь, но с другой — по нам хорошо видно, что с нас очень даже есть чем поживиться, и это для голопузых дикарей весьма соблазнительно, а повод, чтоб правыми себя при этом чувствовать — да хотя бы сам факт появления чужаков на их земле без их приглашения. Чем не повод? Так что тут ситуёвина неустойчивого равновесия, которое любой пустяк в ту или иную сторону опрокинуть может. И в этой ситуёвине спасённый — наш важнейший козырь, как раз повода-то их и лишающий. Спасли ведь? К ним живым и невредимым доставили? Плавсредство их утлое — и то в целости и сохранности вернули. И как им теперь — ага, вот прямо сразу после этого — враждебно с нами обойтись? Западло! Чувства справедливости ведь и дикари не лишены, и высадка наша на их земле уже самим возвратом им соплеменника замотивирована и оправдана, и даже не пригласить нас к себе в селение, чтоб угостить, они теперь не могут, потому как западло, а пригласив — теряют повод даже для притянутых за уши претензий к нашему появлению. Нет, ну если целью задаться, то можно повод и спровоцировать, но это ж сперва задаться такой целью надо их вождю, да обмозговать, да прецеденты хоть какие-то в обычаях припомнить и к нашему случаю за уши их притянуть, да с людьми авторитетными сговориться, да от шамана ещё обоснуй идиологический получить, а ему ж ещё хотя бы для вида покамлать надо, чтобы волю богов или духов "разузнать", а потом же ещё и до масс текущую "политику партии" довести и разъяснить — это время нужно, сутки, а то и двое, а кто же им их даст? Уж всяко не мы — таких дураков среди нас нет. Так что переглядываемся, обмениваемся кивками и следуем за ними по тропе. Тропа за кустами идёт в гору с плоской вершиной, на которой и располагается селение красножопых, и плоскость практически идеальна, что наводит нас на подозрения об искусственной насыпи. Присутствует и фортификация в виде частокола — не замкнутого, но проходы прикрыты выдвинутыми вперёд укреплениями с бойницами для лучников. Стоят за ними и сами лучники, но немного и воинственного вида не имеют, явно просто на всякий пожарный или вообще для показухи, что типа бдят, хоть и не бздят.

Да и чего им бздеть-то, если они уже и сквозь бойницы увидели, что луков при нас нет, потому как все наши лучники остались на берегу и в лодках? Догадываются, само собой, по нашему уверенному виду, что не всё так просто, но это же ещё знать надо, на что способны наши винтовки и револьверы, а откуда им знать? Никто ещё пока ни здесь, ни поблизости не шмалял из огнестрела и не шарахал гранатами, кроме нас ведь и некому, а мы на всём южноамериканском материке только один раз и пошумели немного. Я ведь рассказывал, как нас в проливе из озера Маракайбо тамошние гойкомитичи на вшивость проверяли? Так где то Маракайбо и где устье Амазонки? Да и сам-то случай тот с