Валерия назвала баронессу, Кирилл Макарович с поклоном поцеловал ее руку.
– Мы не могли где-то встречаться, баронесса? – спросил он. – Ваше лицо мне кажется знакомым…
– Мир полон знакомыми и похожими людьми, – ответила она, не желая напоминать, где они виделись.
– Или играй, или не мешай, – строго сказала Валерия. Из чего можно было сделать вывод: она вертит братом, как обручем на пальце.
Кирилл Макарович послушно отступил к гостям. Перед ним раздвинулись, уступая место за столиком, но он скромно встал рядом с одним из игроков.
– Господа, начинаем игру! – Валерия подкинула восковой шарик.
– Глаза! Глаза! Нечестно! – закричали сразу несколько голосов.
Валерия согласилась завязать себе глаза. Черный платок нашелся у нее в рукаве. Туго затянув узел, она поправила нижний край платка, чтобы исключить жульничество.
– Правила известны, – сказала Валерия, опираясь о край стола и занося руку над картинкой с цифрами. – Пусть фортуна определит победителя. А я, как слепая Фемида, обещаю бросать честно. То есть случайно.
– Кажется, эту игру можно выиграть с одного удара, – сказал Малецкий.
Валерия повернулась на звук его голоса:
– Если шарик упадет на цифру 63… Для этого нужна большая удача. Я такой не встречала… Кто ходит первым?
– Я, позвольте мне! – вызвался Лазарев. – У меня такое чувство, господа, что сегодня я непременно выиграю! Как полагаете, Кирилл Макарович?
– Очень возможно, – отвечал тот, поглаживая бородку.
– Тогда буду рисковать, проверяя судьбу!
– Хватить болтать! – прикрикнула Валерия и разжала кулачок.
Шарик мягко шлепнулся о лист и откатился на цифру 6. По правилам Лазарев получил право занести хлебный катыш сразу на поле 23, захватив лидерство.
– Ага, я прав! – вскричал он. – Сегодня счастливый день!
Игроки устремились в погоню.
Молодые люди увлеклись, просаживали мелочь и радовались, как дети. Баронесса скучала. Она не уходила, чтобы не обидеть Валерию, которая была занята бросанием шарика.
Чтобы развлечься, баронесса стала рассматривать гостиную. Признаков богатства она не нашла. Скорее – экономии. Стены украшали не картины в массивных золоченых рамах, не канделябры, не мейсенские тарелки, а короба с коллекцией насекомых. Как будто дом был целиком отдан под увлечение младшего сына.
Зато она отметила другое: с каким внимательным интересом поглядывал на нее Кирилл Макарович, почти не следя за игрой. Что для приятного молодого человека было простительно. А для баронессы – немного развеяло скуку. Она ответила на его взгляд ничего не значащей сдержанной улыбкой. Чтобы не поощрять пустые надежды.
24 февраля 1894 года,
четверг масленичной недели
• 4 •Для кого мороз – грозный воевода, а для кого – отец-кормилец. Немалая часть московского делового люда кормилась от мороза, многим старик пользу приносил. Взять хотя бы нищих: в холода сердобольные господа подавали куда щедрее, чем в летнюю жару. Сбитенщики бойко разливали обжигающий напиток из чайников, укутанных одеялами. Ренсковые погреба и питейные трактиры согревали народ не только чайком. Каретные мастерские продавали и чинили сани. Владельцы дровяных и угольных складов разве что не молились, чтобы мороз крепче пробирал, а печи в домах топили жарче. Торговцы мехами сбывали большую часть лежалого товара. Даже театры морозам радовались: публика бежала развлекаться и греться.
Были артели, которые промышляли только в мороз: на Москве-реке и прудах резали лед. Массивные бруски в два аршина[5] длиной и пол-аршина шириной выпиливали из ледяного покрова, складывали на волокуши и отвозили на продажу. Покупателей было много, вся Москва. В домах и ресторанах запасались льдом на весь год, до следующих холодов. Ледяные чурбачки держали в ле́дниках, где хранились припасы. Понемногу откалывали для мороженого, для компрессов от мигрени, для лечения зубной боли или опохмела, ну и прочих домашних надобностей. В самый жаркий день в леднике холод стоял такой, что зуб на зуб не попадал. Чурбачков набирали с запасом, с первого тепла лед взять неоткуда. Промысел был выгодный, но только в зимние месяцы.
Артель Ивана Гаврилыча Паплина подрядилась колоть на Пресненских прудах. Вода там промерзала глубоко, лед вставал толстый, а риску никакого. Много было рассказов, как на реке лед отрывало, рубщик падал в черную воду, течение утащит, и поминай как звали. Сам Паплин таких случаев не видел, но старался без нужды не геройствовать. На прудах, если свалишься в прорубь, свои всяко вытащат.
Артельщики кололи вторую неделю. Ранние проруби уже покрылись льдом. Слишком тонким, чтобы брать. И без того льда хватало, пруды обширные. Со вчерашнего дня проделали длинный, в пять саженей[6], канал, из которого ловчее выпиливать ледяные бруски. Пилили обычной двуручной пилой, подцепляли отпавший брусок багром с металлическим крюком, вытаскивали из воды, а там уже складывали штабелем на сани. Бруски, с виду прозрачные, были тяжелыми, одному не поднять.
Паплин сам не колол, приглядывал, как мужики стараются. Его дело самое важное: подъехать к покупателю и цену хорошую получить. Он часто покрикивал, чтобы шевелились: уже Масленица, до тепла недели три-четыре, мороз отступит, и все, закончится их промысел. Мужики бурчали, но трудились без лодырьства, понимали, что себе лишнюю копейку добывают.
Колька, самый молодой артельщик, старательно двигал пилой вверх и вниз, вгрызаясь в лед. Гришка с Ванькой потащили напиленные бруски на волокуши. И тут в воде показалось нечто большое и черное. Колька сразу понял, что это такое: наверняка сом здоровенный. От зимней спячки совсем одурел, поднялся со дна, от коряг, воздуха в полынье набрать. Он сейчас вялый, еле шевелится, голыми руками можно взять. А сколько у него мяса, какую уху наварить можно! Оставив пилу торчать изо льда, Колька стал примериваться.
Хитрая зверюга поигрывала спиной, будто переваливалась с боку на бок, немного подныривала и всплывала опять. Ничего не боится хозяин пруда, нежится, дышит. Колька сразу смекнул, что сом, должно быть, размера удивительного. Пудов на пять, а то и шесть. Как бы его достать? Сети нет, не нырять же самому в ледяную воду. И тут он сообразил, как изловчиться.
Подхватил Колька багор, который был под рукой, занес над спиной сома, хорошенько примерился и всадил железный крюк в самую горбину. А как всадил, так и принялся тянуть и кричать во все горло, чтобы товарищи прибежали на помощь. Задумка удалась. Сом не сопротивлялся, Колька подтащил его к самой кромке льда. Одному дальше не вытянуть. Тут как раз Гришка с Ванькой вернулись. Колька им в запальчивости кричит: «Вон какую рыбину подцепил, чего рты раскрыли, тащите баграми, пока сом не опомнился».
Мужиков уговаривать не пришлось. Схватили багры и давай сома вместе вытаскивать. Дело пошло споро. Сом здоровенный, хорошо хоть не брыкался, а то бы ушел. Трое мужиков еле выволокли рыбину на лед. А как увидали, что за чудо поймали, так и замерли с баграми.
– Это что же такое? – только и сказал Колька в полном своем удивлении.
Да тут как раз Паплин рядом оказался. Увидал, что его