Ругнулся на них Паплин в сердцах, выхватил багор и сам стал сталкивать. Край проруби рядом, да только такая тяжесть, что не идет, как примерз. Паплин в другой раз так рявкнул, что мужики очухались, стали помогать. Да только не успели. Как раз у них за спинами раздался полицейский свисток. Паплин как услыхал, так у него все нутро и обмерло. Все, поздно, попались… Как тут объяснишь…
– Это что же такое натворили?
Принесла нелегкая городового Тараскина. Откуда только взялся. Зашел городовой к проруби, и тут перед ним предстала картина во всей красе.
– Вот, значит, как лед колете, – говорит он, а сам кобуру револьверную расстегивает. – Ну молодцы, душегубы…
Паплин еще попытался объяснить:
– Да что вы, ваш бродь, в проруби сам плавал, а мои не разобрали, что к чему, вытянули, и вот…
– Сам плавал, говоришь, не разобрались, говоришь, ну вот пристав с вами и разберется, молодчиками, – говорит Тараскин и, не слушая мольбы, свистит в полицейский свисток двойным тревожным свистом, чтобы с другого поста прибежал на подмогу городовой.
А раз мужики приказу его не подчинились и багры не бросили, вынул револьвер, на них навел. С самыми серьезными намерениями. Будут знать, что полиция со злодеями шутки не шутит.
• 5 •В толпе, что вечно спешит и торопится вверх и вниз по Тверской улице, шел ничем не примечательный господин. Проходящие мимо дамы бросали на него взгляд, какой любая воспитанная дама бросает на улице, – куда ни попадя, по причине неизбежного любопытства. По мнению дам, хотя кто его знает, какое у них мнение, господин был ничем не примечательным.
Судя по одежде – скромного достатка, хотя воротник меховой и пальто приличного сукна, на голове теплая шляпа, на ногах – начищенные ботинки (дамы часто обращают внимание на ботинки, как будто других достоинств недостаточно). Скорее всего – рядовой чиновник городской управы. Скользнув взглядом, дамы теряли всякий интерес к прохожему. Не замечая некой строгости, если не сказать холодности, на его лице, какую в Масленицу редко встретишь.
Господин упускал взгляды, какие в изобилии сыплются на неженатого мужчину после тридцати лет. Казалось, ему вообще дела нет до того, что происходит на улице, до разукрашенных витрин, проезжавших саней, криков разносчиков и прочей праздничной суеты. Он шел к выбранной цели, не спеша, погрузившись в размышления, но какие – невозможно было отгадать по его лицу. Дойдя до угла Тверской и Малого Гнездниковского, он остановился, немного постоял, словно взвешивая, и не свернул в переулок, куда намеревался, а двинулся дальше, к Страстной площади и Тверскому бульвару.
Пушкин, а это был именно он, в который раз бессовестно опаздывал на службу. Нельзя сказать, что он нарочно испытывал терпение начальника сыска Эфенбаха или показывал характер. Ничего подобного себе бы не позволил.
С некоторых пор, а именно с десятых чисел января, Пушкин потерял всяческий интерес к сыску. Потерял настолько, что чуть было не написал прошение об отставке. Точнее, уже написал, но пока держал дома, в ящике письменного стола. Да и дел, которые могли занимать его ум, не попадалось.
А попадались самые мелочные делишки: приказчик москательной лавки убил своего хозяина, украл из кассы пятьдесят рублей, напился, протрезвел и пришел каяться в содеянном. Супруга мелкого чиновника ударила мужа из ревности подсвечником, а когда поняла, что убила, села рыдать, соседи услыхали плач, вызвали полицию. У вдовы-генеральши на улице срезали сумочку со ста рублями в ассигнациях. И тому подобное.
Вместо расследования преступлений чиновникам сыска в основном доставались горы бумажной работы. Справки, отношения, запросы по самым пустячным поводам сыпалась как снег и требовали ответов. Пушкину оставалось только одно: избегать подобной участи. Для чего он нашел прекрасную отговорку: занятия в архиве полиции. Ни в какой архив он, конечно, не ходил, но Эфенбах делал вид, что позволяет своему лучшему чиновнику заниматься архивными делами. До поры до времени.
Веской причины являться на службу вовремя сегодня у Пушкина не было. Если бы такая причина появилась, уж его бы подняли с постели в любой час ночи. Потому между скукой приемной части сыска и визитом к тетушке он выбрал более полезное.
Тетушка проживала поблизости от Страстной площади. Из окон ее квартиры памятник Поэту был виден чуть-чуть в профиль. Но это и так уже известно. Куда менее известно, что Пушкин стал часто, если не сказать регулярно, навещать тетушку. Чего за ним раньше не водилось. Нельзя сказать, что Пушкин не любил родственницу. Он ее обожал, как может обожать только любимый племянник, воспитанный тетушкой. Именно поэтому до недавнего времени он старался бывать у тетушки как можно реже.
Все изменилось. Теперь Пушкин заглядывал к Агате Кристафоровне раз, а то и другой на неделе. Причина была столь проста, если не сказать очевидна, что он ни за что бы не признался. Повод навестить тетушку с утра пораньше был как никогда удачным: в четверг Масленицы следовало посещать с визитом тещу и поедать ее блины. Тещи у него не было, а тетушка – равноценная замена. Какая разница, у кого наедаться до потери дыхания. Главное, масленичную традицию соблюсти.
Поднявшись на второй этаж, Пушкин покрутил рычажок механического звонка. Тетушка держала кухарку Дарью, которая выполняла обязанности горничной и прислуги. Открывать любимому племяннику не спешили. Более того, за дверью послышалась возня, как будто тетушка спорила с кем-то, понизив голос. Это было столь непривычно, что Пушкин прислонил ухо к створке.
Действительно, в прихожей царили суета и шуршание, какое может происходить, когда женщины мечутся в панике и не знают, что делать. Не желая отступать, а более оставаться голодным, Пушкин решительно крутанул звонок еще раз и добавил настойчивый стук в створку. Мало того, громким голосом сообщил:
– Тетушка, это я… У вас все в порядке? – тем самым давая понять, что будет настойчив не только как голодный племянник, но и как чиновник сыска, заподозривший неладное.
Из прихожей опять донеслась шумная неразбериха. И все смолкло. После чего дверной замок издал жалобный скрип. Тетушка негостеприимно выскользнула за порог, заслонив дверь.
– А, это ты, мой милый, – сказал она, как будто запыхалась. – Не ждала тебя сегодня.
Обладая острым, почти математическим умом, тетушка хронически не умела врать. Иначе придумала бы другую отговорку: на прошлой неделе настойчиво звала племянника на блины. Именно в четверг. И вот результат…
– У вас гости? – спросил Пушкин, не зная, как вести себя в такой