няньки воспитывали, еще те бонны старорежимные, и я у них многому научилась, прежде всего языкам. С отцом виделась редко, когда он с кучей подарков приезжал в отпуск. В один из таких наездов отец и показал мне как татуировать. Ну, как других детей учат вязать или выжигать по дереву. Я сразу же увлеклась, хотя тогда это нужно было скрывать. Потом отца расстреляли как врага народа, а меня пристроили в семью генерала К. Тогда он, правда, еще полковничьи погоны носил. Своих детей у них с Софьей Вениаминовной не было, и они взяли двух сирот – воспитанниц: меня и Груню Сивашову – смышленую деревенскую девчонку.

Сима закончила прогулку по комнате и с помощью Алика, кряхтя, забралась на кровать.

– Кажется, я слышал про этого генерала, – наморщил лоб Алик. – Что-то связанное с катапультами для военных самолетов.

– Умница, – одобрительно кивнула Сима. – Сейчас я расскажу, как именно он был связан с этими самыми катапультами...

---

Глава II. Пир победителей.

О юных годах генерала К. Симе было известно немногое. Незадолго до революции оставшегося без отца подростка взял в подмастерья известный петербургский ювелир. Мать К. окончательно спилась, и ювелир поселил его у себя дома, кормил, одевал, откладывал для него деньги в банке. По утрам четырнадцатилетний К. ходил в школу, а после обеда учился раскатывать кольца и вязать цепочки, собираясь в будущем зарабатывать этим ремеслом на хлеб. Но в семнадцатом году юноша проникся пафосом революционных вихрей и в силу своего пролетарского происхождения воспылал к угнетавшему его хозяину классовой ненавистью.

Это святое чувство вскоре нашло свое практическое

воплощение. Морозным декабрьским днем к ювелирной лавке, подметая обледеневшими клешами мостовую, подошли революционные матросы. Придерживая бескозырки и задевая широченными плечами за дверные косяки, они спустились в полуподвал мастерской и без лишних предисловий объявили, что все ценности экспроприируются на нужды рабоче-крестьянской Красной Армии. При виде матросов К. ощутил в груди холодок восторга, осознавая свою причастность к происходящей на его глазах революционной смене общественно-экономических формаций. Не обращая внимания на отчаянные знаки побледневшего ювелира, он самолично показал матросам потайной сейф с ценностями. Немного неприятно было видеть, как пытавшемуся защитить свое добро хозяину проткнули штыком живот, но зато юный К. обрел новых, классово близких друзей. Они забрали его с собой и, в конечном счете, вывели на ту дорогу, по которой он добрался до высот головокружительных.

Матросы определили молодого К. воспитанником в Морской корпус, но уже в восемнадцатом году кадетские корпуса упразднили, и юношу отправили в Омск на ускоренные военно-инструкторские курсы по подготовке командного состава РККА. После курсов возмужавший К. был зачислен в училище войск НКВД и вступил в партию большевиков. Ему почти не довелось поучаствовать в гражданской войне, зато после прихода к власти Сталина наступил его звездный час. К. без устали боролся с многочисленными врагами народа, проникшими в военную, гражданскую и крестьянскую среду.

В тридцать втором году он узнал из газет об убийстве Павлика Морозова, ассоциативно вспомнил собственную историю с ювелиром, и классовая ненависть вспыхнула в нем с новой силой. К. выступил с докладом на совещании комсостава РККА с предложением в ответ на убийство пионера-героя развернуть беспощадную борьбу с кулачеством. Доклад был замечен руководством, инициатива была одобрена и дошла до самого Сталина. К. получил очередное звание и широкие полномочия по искоренению врагов народа всех мастей.

Генералом К. стал перед самой войной. В сороковом году он участвовал в организации Катынского расстрела и показал себя волевым и исполнительным офицером, не лишенным к тому же воображения. Именно ему принадлежала идея использовать при расстрелах патроны исключительно немецкого производства. Впоследствии это позволило советскому руководству утверждать, что расстрел был учинен фашистами с присущим им зверством, а вовсе не миролюбивой армией молодого государства рабочих и крестьян.

В операции по расстрелу польских пленных показал себя с лучшей стороны и выпускник училища внутренних войск лейтенант Иванько. Он предложил не связывать руки очередной жертве перед тем, как пустить ей пулю в затылок, а попросту заворачивать на голову гимнастерку или шинель. Это нововведение помогло завершить казнь двадцати двух тысяч польских предателей досрочно и перебросить освободившуюся от расстрельных хлопот воинскую часть в Финляндию на неделю раньше срока. Подкрепление обеспечило необходимый перевес сил и помогло захватить исконно русский город со странным шведским названием Выборг. К. по достоинству оценил рационализаторскую деятельность лейтенанта Иванько и определил его к себе в ординарцы.

Всю войну К. прослужил при штабе войск НКВД первого Белорусского фронта, и в мае сорок пятого оказался в Варнемюнде под Ростоком. После войны фронт расформировали, и завоеватели принялись устраиваться на покоренной территории основательно. ГДР и основу ее процветания – Группу советских войск в Германии – учинили только в сорок девятом, а до этого четыре года продолжался пир победителей. Из советской зоны оккупации на восток шли эшелоны с техникой, оружием, ширпотребом и живой силой. Ушлые историки подсчитали стоимость добра, вывезенного из Германии в Россию. Получилось больше четырнадцати тысяч тонн в золотом выражении – такого золотого запаса и сейчас нет ни у одной страны мира...

Триумфаторы грабили весело, насиловали азартно – и немок, и своих, угнанных фашистами на работы 'остарбайтерок': русских, украинок, полячек. При этом грабеж считался лишь нарушением воинской дисциплины, а изнасилование – аморальным поведением, вполне простительным изголодавшемуся по женскому телу советскому воину-освободителю. 'Нехреново вы тут устроились! – изумленно орали победители, врываясь в дом к очередному бюргеру. – Паркет, водопровод, теплый сортир! Пианино, бля, телефон в деревне, панталоны кружевные! Непонятно только, какого хера вы поперлись нищету нашу завоевывать? На кой ляд вам дерьмо наше непролазное?!'

Генералу К. очень пригодились навыки по организации раскулачивания. Он без устали колесил по советской оккупационной зоне по делам службы и, разумеется, не забывал о делах личных. Это было сказочное время безграничной власти победителей. 'Я освобождаю вас от химеры совести, – бормотал про себя К. крылатую гитлеровскую фразу, разъезжая на трофейном 'хорьхе' из личного гаража фюрера. – Черт возьми, как же верно сказано! Какая может быть совесть в отношении этих фашистских подонков? Они должны ответить за все злодеяния немедленно и решительно'.

Результатом практического воплощения идей фюрера был привозимый генералом из поездок багаж. Чаще всего это были чемоданы и кофры, которые умещались в багажнике 'хорьха'. Но иногда впереди 'хорьха', словно под конвоем, подкатывал 'студебеккер' с брезентовым верхом. Из кузова выпрыгивали солдаты и, весело матерясь, начинали выгружать шерстяные трубы ковров, коробки с фарфоровой посудой, завернутый в армейский брезент рояль и другие трофеи. Однажды после поездки в Дрезден, два кривоногих сержанта под руководством ординарца Иванько осторожно выгрузили из 'студебеккера' огромный