Откуда девка взялась, Замята помнил плохо. Помнил лишь, как шел с ней от кружала в обнимку, как светила полная луна и как весело поскрипывал снег у них под валенками.
Как занимался с ней любовью – помнил плохо. Может, и вовсе не занимался?
Замята снова посмотрел на раскинувшуюся на постели девку и прислушался к себе – не откликнется ли в чреслах сладострастная истома? Не откликнулась. Во всем теле была лишь вялость. Значит, заездила его девка до полусмерти, истомила.
Что ж, это хорошо.
Замята зевнул и протянул руку за кувшином с хмельной березовицей, однако промахнулся и ухватил пальцами пустоту. Хмель все же играл в голове.
Тогда Замята решил не рисковать и не лить березовицу в кружку, а потому приложился губами прямо к кувшину. Хмельной напиток прохладной волной побежал по глотке...
Перед глазами у Замяты помутилось и поплыло. Несколько мгновений он глупо таращился на комнату, потом голова его упала в тарелку с недоеденной жареной рыбой, глаза закрылись, а из глотки вырвался прерывистый, нездоровый храп.
И приснилась Замяте река, полная хмельной березовицы. А берега у той реки были сплошь покрыты шелковистой травой, такой мягкой, что, раз улегшись на эту траву, никто бы уж не пожелал встать обратно. А на берегу водили хоровод голые девки! Их полные, сочные груди подпрыгивали в такт движениям! Замята глядел на девок сквозь ветви дерева и чувствовал томление в штанах.
Но вдруг случилось ужасное: одна из разлапистых веток ожила, потянулась к Замяте, ухватила его за шиворот и гаркнула человеческим голосом:
– Проснись, Замята! Проснись, сучий сын!
Неумолимая сила подняла Замяту кверху и хорошенько встряхнула.
Замята открыл осоловелые глаза и увидел перед собой незнакомое лицо. Худощавое, не по-здешнему загорелое, с коротко подстриженной бородой.
– Ты кто? – недоуменно спросил Замята.
– Гость, – ответил незнакомец.
– Чей? – не понял Замята.
– Твой, – последовал ответ.
– Поди прочь, – сказал Замята и снова закрыл глаза.
И снова пришел сон. Сладкий, волнующий – с голыми девками и рекой, полной березовицы. Сон был такой...
Но проклятый гость, кем бы он ни был, не дал Замяте насладиться зрелищем.
– Вставай, говорю! – гаркнул он в самое ухо.
Замята открыл глаза, хрипло вдохнул воздух и недоуменно уставился на незнакомца.
– Ты проснулся или как? – спросил тот.
– Это чего? – изумленно спросил он.
– Кадка с водой, – спокойно ответил незнакомец. – Я макнул тебя туда головой.
– Ты? Меня?
Парень кивнул:
– Да. И буду макать, пока не протрезвеешь.
Внезапно Замяту охватил гнев. Вот наглец! Мало того, что приперся в чужой дом и прогнал блаженный сон, так еще и в кадку макает! Ну, мяфа!
Замята сжал кулаки.
– Ах ты, мяфа! – рявкнул он. – Да я тебя...
Замята считался отличным кулачным бойцом, но незнакомец легко увернулся от его крепкого кулака, перехватил руку и завернул ее Замяте за спину.
Замята тихонько взвыл.
– Да ты хоть знаешь, кто я?! – выкрикнул он.
– Знаю, – ответил гость.
– Я княжий дознаватель!
– Я же сказал: знаю.
– Я растяну тебя на дыбе! Сам! Вырву тебе груди калеными щипцами! А после, когда устану рвать, велю всыпать тебе десять плетей с железным охвостком!
– Да ты, брат, еще во хмелю, – с угрюмой насмешливостью проговорил незнакомец. – Ну, ничего, я тебя вылечу.
Он рывком поднял дознавателя на ноги, снова подтащил его к кадке, схватил за волосы и макнул в воду.
Замята вынырнул, вытаращил глаза и отплюнулся.
– Хватит! – взмолился он. – Прошу тебя, хватит!
– Протрезвел? – поинтересовался гость. – Или макнуть еще?
– Протрезвел! Клянусь Велесом, протрезвел!
Незнакомец швырнул Замяту на лавку и кинул ему рушник.
– Утрись.
Замята взял рушник и вытер мокрую рожу. Отложив рушник, он угрюмо посмотрел на незнакомца.
– Хорошо! – прорычал он. – Твоя взяла. Но потому лишь, что я пьян. Был бы я трезв...
Замята наткнулся на твердый, холодный взгляд незнакомца и замолк. Ему и прежде приходилось видеть такие взгляды. И ничего доброго они не предвещали.
На всякий случай Замята решил пока помалкивать. Так сказать, до выяснения. Если человек спокойно входит в горницу к княжьему дознавателю и макает его головой в чан с водой, значит, может иметь на то полное право.
Почувствовав холод, Замята снова взял рушник и вытер шею и голую, мокрую, волосатую грудь.
Пока он вытирался, незнакомец достал из кармана берестяную коробку, вынул из нее что-то и сунул в рот. Затем щелкнул огнивом, почмокал губами и выпустил изо рта клуб дыма.
Дым... Дымящийся сучок... Бутовая трава...
Что-то забрезжило на самой изнанке сознания Замяты. Кто-то ему уже про такое рассказывал. Дескать, есть в Хлыни один ходок, который дымит бутовым сучком и... И что?.. Замята сдвинул брови и наморщил лоб... Нет, не вспомнить.
Он тряхнул головой и поднял взгляд на незнакомца.
– Слышь, гость, ты кто ж такой будешь? – глухо и осторожно спросил он.
– Меня зовут Глеб, – спокойно ответил тот. – Глеб Первоход.
– Перво... – Замята оцепенел, во все глаза уставившись на гостя. – Вот лешье вымя! Так ты тот самый Первоход, которого вышвырнули из княжьего града?
Глеб кивнул. Затем усмехнулся и сказал:
– Хорошая, я вижу, по мне осталась память. А про то, что я спас князя Егру и его вояк от нелюдей и войска Голяди, ты не слышал?
– Что-то такое говорили... – промямлил Замята, настороженно глядя на то, как сжимаются кулаки гостя. – Да я, признаться, не запомнил. Слаб я памятью, Первоход. Уж не обессудь.
Кулаки гостя разжались, и Замята незаметно перевел дух – слава Сварогу. Гость был явно сильнее, чем выглядел, и при желании мог легко пересчитать Замяте зубы.
– Пока тебя не было в Хлыни, тут многое переменилось, – произнес Замята примирительным голосом.
Первоход кивнул.
– Знаю.
– В Гиблое место никто не ходит, – продолжил Замята. – И твоему договору с князем пришел конец. Ты уже не можешь просто так махать кулаками, Первоход. Если князь дознается, что ты вернулся, тебя схватят и бросят в подземелье. На вечные муки.
– Все сказал? – Первоход прищурил недобрые глаза. – Во-первых, князь ничего не знает. А во-вторых: плевать я хотел на твоего князя.
Глеб сел на лавку, посмотрел на голую девку, храпящую на перине, нахмурился и отвернулся. Затем снова взглянул на Замяту и сказал:
– Мне нужна твоя помощь, дознаватель.
– Помощь? – Замята облизнул губы. – Что ж... Отчего ж не помочь хорошему человеку. Но прежде чем просить меня о помощи, помоги мне сам. Будь добр, подай со стола кувшин.
Первоход взглянул на кувшин и насмешливо поинтересовался:
– А не хватит тебе, дознаватель?
– Не бойся, Первоход, я свою меру знаю.
Глеб покачал головой, взял со стола кувшин и вручил дознавателю.
Замята хлебнул березовицы, подождал, пока она скатится по глотке в живот, и облегченно вздохнул. Жизнь, кажется, налаживалась. Суровый гость явно не собирался убивать его, и даже больше – был заинтересован в дружбе.
Замята приосанился,