– Зачем?
– Как зачем? Да из хитрости. Знаю я таких хитрецов. С ними нужно держать ухо востро.
Матушка Евдокия вздохнула и задумчиво вгляделась в лицо мальчишки. Лицо это было спокойно и почти безмятежно. Однако на лбу прорезались тонкие, едва различимые морщинки заботы.
– Хотела бы я знать, о чем он думает, – с тихим вздохом проговорила Евдокия.
Несколько секунд она молчала, затем повернулась к Марфе и сказала:
– Сегодня в «Трех бурундуках» у Озара Снопа мы видели чародея.
Старуха пожала тощими плечами:
– Ничего удивительного. Нынче их много бродит по горам да весям.
– Там были какие-то ратники. Они пристали к нему, и он их убил.
– И это тоже не новость, – равнодушно отозвалась старая Марфа. – В кружалах каждый день кого-нибудь убивают. Не иначе бесы куражатся. Не ходила бы ты туда, матушка.
– Я ведь днем. И сбитень у Озара такой вкусный – как тут устоишь?
– Все равно.
Евдокия протянула руку и положила ее на бледный лоб мальчика.
– Странно, – тихо проговорила она. – Жара нет. Марфа!
– Чего еще?
– Нужно звать лекаря Елагу. Побудь с мальчиком, а я съезжу за ним.
– В своем ли ты уме, матушка? Лекарь Елага берет плату серебром и не лечит босяков да голодранцев.
– Мы не босяки, – сказала Евдокия.
Старая Марфа кивнула.
– Точно. Мы голодранцы. Артельщикам, что строят храм, за две седьмицы не плачено. Скоро они от тебя уйдут.
– Уйдут – закончим работу сами. У нас большая община.
– Большая? – Марфа усмехнулась. – Два десятка человек, из которых больше половины – бабы да старухи, а оставшиеся – немощные бродяги.
– Господь поможет нам, – сказала Евдокия. – Пригляди за дитем, а я обернусь за полдня.
Проповедница встала со скамьи, поправила платок и зашагала к выходу.
Как только дверь за Евдокией закрылась, старая Марфа преобразилась. Она положила вязание на стол и взглянула на дремлющего мальчика с такой ненавистью, какую даже невозможно было предположить в столь хрупком и морщинистом существе.
– Ну, что, бесенок? – хрипло проговорила Марфа. – Не дал тебе Господь покуражиться? Приковал к постели?
Мальчик молчал, глаза его были по-прежнему закрыты.
– Дьяволово отродье, – проговорила Марфа, сжав тощие пальцы в кулаки. – Нешто думаешь, я не знаю, откуда ты к нам пришел? Это ее ты можешь обманывать, а меня не обманешь.
Мальчик и на этот раз не откликнулся.
– Ничего… – проговорила тогда Марфа, чуть шепелявя подрагивающими губами. – Ничего… Господь поможет мне.
Хрустнув старческими артритными суставами, Марфа тяжело поднялась с кресла и медленно двинулась к кровати, на которой лежал мальчик.
Проходя мимо стола, старуха, не глядя, сгребла с него нож, которым Евдокия резала хлеб, и двинулась дальше.
– Меня не обманешь, – хрипло шептала она. – Я отправлю тебя обратно в ад, бесенок. Пусть твой отец-дьявол прожжет меня молниями, но я успею расправиться с тобой. Господь на моей стороне.
Подойдя к кровати, Марфа остановилась. Пристально вгляделась в бледное лицо мальчишки, затем обхватила рукоять ножа обеими тощими руками и стала медленно поднимать нож над головой.
– Господи Иисусе, помоги мне расправиться с бесом… – бормотала она дрожащим голосом. – Дай мне силы для битвы… Будь со мной… Я всего лишь орудие в руцех твоих…
И тут мальчик открыл глаза. Встретившись с ним взглядом, Марфа затряслась и смертельно побледнела, будто из нее внезапно выпили всю кровь. Тонкие морщинистые губы ее обвисли, нож выпал из разжавшихся пальцев и со стуком упал на пол, а вслед за ним на пол повалилась и сама старуха.
– Господи… – прохрипела она, силясь приподнять голову и скосив выпученные глаза в сторону кровати, на которой лежал мальчик. – Не оставь меня в своей благода…
Слова застряли у Марфы в глотке, глаза закатились под веки, и тощая голова стукнулась об пол.
Глава вторая
1
Матушка Евдокия и лекарь Елага, седой, осанистый, хорошо одетый, вышли из избы на улицу.
– Спасибо тебе, Елага-лекарь, – горестно проговорила Евдокия. – Не думала я, что тебе придется лечить и Марфу.
– Марфу уже не вылечишь, – ответил седовласый лекарь. – После удара она не оправится. Придется тебе искать человека, который будет за ней ухаживать.
– У нас большая община. Найдется кому за ней посмотреть.
– Это хорошо.
Они остановились у богатой, расписной телеги лекаря Елаги. Проповедница сдвинула брови и сказала:
– Мы уже на улице, как ты и хотел. Теперь ты можешь сказать, что за хворь напала на мальчика и чем мне его лечить?
Лекарь тоже нахмурился.
– Мальчику твоему лекари не помогут, – тихо сказал он. – Уж прости.
Лицо матушки Евдокии оцепенело.
– Не понимаю… – рассеянно проговорила она. – О чем это ты толкуешь? Нешто его хворь нельзя лечить? Ты только скажи, чем – а я достану.
– От его хворобы нет лекарства, – сказал Елага. – Не в теле коренится хвороба его, а в душе.
– В душе? – вскинула красивые брови Евдокия. – Хочешь сказать, что его душа больна?
– Больна. Его съедает не паразит и не влага земная, а тоска. Коли до причины той тоски не дознаешься, мальчик зачахнет и умрет.
Матушка Евдокия нахмурилась.
– Елага, – тихо проговорила она, – я слышала, что ты лучший лекарь в Хлынь-граде. Неужто это все, что ты можешь сказать? Неужто не присоветуешь никакого снадобья?
Елага наморщил лоб.
– Еще раз говорю тебе, Евдокия, против хвори этого мальчика нет снадобий. Я бы мог обмануть тебя и вытянуть из тебя последние деньги, но не стану этого делать.
С полминуты проповедница стояла молча, хмуря брови и о чем-то размышляя, затем достала из кармана платья крохотный кошель и ослабила тесьму.
– Вот. – Она протянула лекарю несколько медных монет.
– Что это? – нахмурился Елага.
– Деньги.
Лекарь покачнул головой и сказал:
– Убери это.
– Почему?
– Пять лет назад был я в отъезде, а сын мой заболел. Баба моя побежала к лекарю Сновиду, чтобы тот помог. Но кошель с деньгами был при мне, а она осталась дома без единой медяшки. Сновид отказался помочь, и мой сын умер.
Елага вздохнул и продолжил:
– Мне пора, матушка Евдокия. Запомни, что я тебе сказал, и не требуй от лекаря большего, чем он может сделать. Тут скорее поможет шаман или колдун.
Лекарь двинулся к телеге.
– Погоди, Елага, – окликнула его проповедница.
Лекарь остановился и обернулся.
– Я хотела спросить… Сновид по-прежнему живет с тобой по соседству?
Лекарь качнул седовласой головой:
– Нет. В прошлую зиму он захворал, а во всей округе не нашлось никого, кто смог бы ему помочь.
– Ты был в отъезде?
Елага покачал головой:
– Почему? Нет. Я был дома. Прощай, матушка.
И седовласый лекарь зашагал к телеге.
Пока он садился в телегу, и пока телега отъезжала от недостроенного храма, Евдокия все стояла и глядела ему вслед. Лицо ее было еще суровее, чем обычно, на чистом