2 страница
что владыка велел своим верноподданным спать могильным сном, их не постигла участь остальных баалистов, что было очень кстати.

– Да, вампир, именно это я от тебя и хочу! Но для этого нам понадобится завершить одно маленькое дело. – Баал вновь заговорил тихо, заговорщически растягивая каждое слово.

Кэнтон помнил всего две задачи, которые перед ним когда-то ставил Баал, но он не особо понимал, как это связано с действием ауры Живой Воды. В таких ситуациях конечно же лучше промолчать в надежде, что господин сам продолжит все объяснять.

– Ты должен принести мне «Подавитель».

Ну да, Кэнтон так и думал. Ведь другое поручение он добросовестно исполнил. Вот только при чем тут «Подавитель»? Непонятно.

– Но, владыка, как «Подавитель» связан с защитной аурой? – любопытство мертвеца все-таки взяло верх, и он робко подал голос, мысленно уже готовясь к гневу хозяина.

– Слушай внимательно, ибо я повторять не буду…

* * *

Его руки медленно, но уверенно приподняли громадную каменную крышку саркофага, а затем одним движением отбросили ее в сторону с такой силой, словно каменная плита была для мертвеца лишь пушинкой. А затем столь же медленно, как прежде, вампир встал на ноги. Они едва держали хозяина, подкашивались. Неудивительно – пролежи тысячелетия недвижимым и ходить разучишься! Ночное зрение дакна постепенно вылавливало из сплошного мрака серые очертания стен гробницы, другие гробы и стяги паутины.

Стоило Кэнтону выпрямиться, как наручни и наплечник упали на пол, расколотые на части неумолимым временем. Меч при первом же прикосновении рассыпался ржавой пылью, а одежды рваными клочками прикрывали не тронутую тлением белоснежную кожу вампира.

Все ослабло, все стало ничем – тело и дух забыли о былой силе и могуществе, а клинок, одежда и броня, забыв о своем назначении, превратились в останки некогда дорогих и изысканных вещей. Но черт с ними с бренными материями, ибо Кэнтон – бессмертный, и его истинная сила вот-вот вернется к нему. И ее постепенное пробуждение вампир уже чувствовал. Как давно он не источал чары, которые созидают мрак и разрушают свет. В жадном предвкушении попробовать это вновь, рука мертвеца потянулась вверх. Давно потухшие факелы один за другим начали загораться бледно-зелеными огнями, озаряя своим призрачным сиянием склеп.

Испугавшись столь неожиданного освещения, какой-то паук размером с добрый валун угрожающе направился к вампиру. Кэнтон же легким движением руки приказал твари остановиться, завладев ее разумом, и молвил:

– Веди к самому богатому саркофагу!

Он чувствовал, как силы постепенно возвращаются в истощенное долгими годами сна тело, а рассудок проясняется, пока шел по длинным и запутанным коридорам гробницы. Паучок шелестел лапками чуть впереди, а по мере движения этой парочки по склепу в его залах загорались новые огни. Этот могильник был воистину громадным, узкие коридоры уходили ввысь настолько, что даже взор видящего во тьме мертвеца не мог узреть потолков.

Когда-то, очень давно, Кэнтон был человеком из знатного рода. И когда Баал приказал своему слуге заснуть, вампир недолго думая выбрал для ночевки свой фамильный склеп. Этот выбор весьма очевиден.

Предки Кэнтона были похоронены в искусных саркофагах, помещавшихся в изысканно оформленные ниши в стенах гробницы. Причем саркофаги виднелись даже на той внушительной высоте, которую еще можно было узреть сквозь мрак. «Соты» с гробами зижделись даже под потолком могильника. Интересно, как смертные умудрялись помещать столь тяжелые саркофаги так высоко?

Когда насекомое вывело своего хозяина в главный зал, их уже сопровождала целая орда гигантских пауков, а в воздухе вокруг парили стаи летучих мышей. Все они теперь служат Кэнтону – он их господин.

В огромном зале не было ни одного гроба, лишь один единственный саркофаг возвышался на пьедестале в центре помещения. Вампир подошел к гробу и легким движением ноги сбросил крышку на пол. Он, откровенно говоря, уже не помнил зачем, но перед тем, как упокоиться, он спрятал в этот саркофаг свои доспехи и свое оружие. Тогда мертвец нарядился в богатые, но весьма обычные вещи, от которых уже почти ничего не осталось. В некотором смысле, мертвец сменил парадный костюм на эдакую «пижаму» на ночь.

Глаза дакна жадно сверкнули – в гробу красовались изумительные кроваво-красные латы, над коими не было властно само время, и покоился так и пышащий могучей магией великолепный зачарованный меч, лезвие которого было сделано из цельного алмаза! Как давно он не брал его в руки. Этот клинок стоил того, чтобы за него продать целое княжество! А тот, кто обработал алмаз, сделав из него меч, обладал великой силой и крайне могущественной магией, недоступной многим. Оттого и оружие то было необычайной силы.

Когда-то эти доспехи и меч Кэнтону подарил его отец. Его отец не мог тогда и подумать, кем станет его сын через два миллиона лет. Более того, он и не мог подумать, что его сын будет «жив» через столь немыслимое для смертного количество зим. Если бы знал, скорее всего, такого подарка бы не сделал. Впрочем, меньше знаешь – крепче спишь.

Вновь облачившись в свои латы и вооружившись своим любимым двуручным мечом, мертвец, окруженный ордой пауков и летучих мышей, отправился к вратам гробницы. Они были запечатаны и выглядели весьма внушительно. Каменные двери были намертво замурованы. Судя по всему, никто даже не пытался попасть внутрь. А может, и пытался, но внутрь так и не пробился? Неважно. Вампир знал, что двери открываются далеко не просто так, ведь он сам их некогда запечатал изнутри, запечатал при помощи магии. Вампир на минуту остановился, после чего просто дотронулся до врат, и они открылись. Никто не войдет и не выйдет из могильника, ежели не принадлежит он к роду, что там похоронен. Вот только казус в том, что вся семья уже внутри, а значит, потревожить покой вампира не мог никто.

Когда врата отворились полностью, Кэнтон узрел с высоты скалы, в самом сердце которой была прорублена гробница, ту землю, что некогда принадлежала его семье – голое нагромождение скал и гор с множеством троп и небольших ущелий между ними от горизонта до горизонта. Да, а память мертвого воина помнит, как в его владениях зеленели сады. Правда, этой картине он сейчас обрадовался бы намного меньше, чем этим безжизненным видам.

Недолго предаваясь воспоминаниям, которые, к великому удивлению вампира, неожиданной и неестественной для мертвеца волной накатили на его разум, Кэнтон рассек свою ладонь алмазным клинком. Из пореза показалась лишь пара пузырей стоячего трупного яда, в который со временем превращается кровь вампиров. Бессмертный надавил на запястье, чтобы на ладони показалось больше яда, после чего разбавил его слюной с жвал одного из пауков и движением, коим пытаются развеять что-то по ветру, попытался стряхнуть мерзкий состав с себя. На удивление, вязкая жидкость, от которой