Рамон принял вызов. Сначала удвоил их долю на европейском рынке, выкупив «Честейн Груп» — сеть элитных отелей и курортов, затем расширил портфолио частных клубов, превратив их в сеть прибыльных фешенебельных заведений. Да, он не ударил в грязь лицом. Но, по-видимому, для брата — как и для всего совета директоров — гораздо больше имела значение его личная жизнь. Как досадно.
Рамон не доставлял особого наслаждения прессе, впутываясь в скандальные истории, однако и не тратил время, стараясь совсем ускользнуть от внимания камер. Стоит увернуться от одного папарацци — и на его место прибегут еще десять. Уж лучше дать им то, что они хотят. Сверкнуть улыбкой перед объективом, обнимая за талию очередную красотку, и все желтые газетенки с голодными до сплетен читателями будут счастливы. Отказать же им — значит стать жертвой. Они станут преследовать тебя и искать скандал там, где его нет. А еще хуже — там, где и впрямь можно что-то найти. Последнее, что хотел Рамон, — это обнародовать свое прошлое, ошибки юности. Уж лучше поддерживать репутацию казановы, пускать пыль в глаза репортерам, позволяя им видеть тот образ, что создал он сам, — успешного, богатого аристократа, завидного жениха, любящего развлечения так же сильно, как и новые деловые приобретения.
— Так зачем ты созвал экстренное совещание? — спросил он Ксавьера, взяв себя в руки.
Брат повернулся, на лице его застыло мрачное выражение.
— Гектор хочет стать председателем собрания. Рамон прищурился:
— Я думал, вы с отцом эту роль предписывали Санчесу.
Санчес был самым молодым и самым активным членом совета директоров. В прошлом он был успешным руководителем, и Ксавьер убедил совет принять его в попытке влить свежую кровь в кадры компании. Его Рамон искренне уважал, в отличие от остальных членов совета — за исключением Ксавьера и отца, который ранее и был председателем. Гектор же был сущим кошмаром для корпорации — он был двоюродным братом отца и отчаянно стремился к власти, не признавая никого, кто превосходил его по статусу. Эгоист и глупец, он совершенно не годился на руководящий пост.
Рамон недоверчиво покачал головой:
— Да он никогда не получит поддержки совета.
— Он уже ее получил. — Ксавьер снова сел, и было видно, что он вот-вот взорвется от негодования: ноздри его гневно трепетали. — Он все это время работал у меня за спиной, убеждая других, что голосовать за Санчеса — это ошибка.
— Но ведь отец сможет его приструнить?
Брат посмотрел на Рамона.
— Отец уже отошел от дел. Он слишком слаб для таких драм, и ты бы не задавал сейчас этого вопроса, если бы приезжал почаще, — с жестким блеском в глазах произнес он укоряюще.
Рамона словно ударило током. Он, разумеется, знал, что у отца высокое давление, в последние два года участились приступы ангины, но, по-видимому, состояние Витторио усугубилось, и это было новостью. Рамон крепко сжал зубы: он не случайно избегал семейных встреч. Слишком много было невысказанного, постыдного. И сейчас он не позволит брату винить себя. Он всем сделал только лучше, держась на расстоянии.
— Члены совета уважают тебя, — заметил он, заставив себя вернуться к делу. — Так отвоюй их голоса.
Ксавьер напрягся и покачал головой:
— Похоже, что Гектор приготовил им увесистую морковку, и я не удивлюсь, если она будет украшена бриллиантами. Лопез, Рубен, Андерз и Рамирез всю неделю не отвечали на мои звонки.
Рамон провел большим пальцем по колючему подбородку.
— И чего ты собираешься добиться на совещании?
— Хочу устроить Гектору очную ставку, заставить его вступить в игру в открытую и вынудить всех принять чью-то сторону. Так мы будем знать, что нас ожидает.
— Мы?
— Мне нужна твоя поддержка. И не только мне — если мы по-прежнему хотим видеть Санчеса в кресле председателя. Нам нужно выступить единым фронтом, суметь бросить вызов Гектору, проверить его на прочность.
Рамон усмехнулся.
— Не понимаю, как мое присутствие что-то изменит, — сказал он, уже чувствуя, вопреки собственным словам, прилив адреналина, как всегда, когда кто-то бросал ему вызов. Помимо этого, в нем заговорило чувство долга перед семьей и желание помочь брату. Бросив взгляд на лицо Ксавьера, Рамон ощутил, что не только гнев является причиной глубоких морщин вокруг его рта. — Ты взволнован, — заметил он. — Чем?
— Сделка с Кляйном обернулась неудачей.
Рамон присвистнул. Лицо Ксавьера еще больше потемнело.
— Мне жаль, — искренне произнес младший брат.
Ему не раз приходилось терпеть поражение в бизнесе, и он понимал, что такое — вложить кучу усилий и ресурсов в потенциально выгодную сделку, а потом наблюдать, как в самый неподходящий момент все летит к чертям.
— Так ты беспокоишься о том, что совет директоров сочтет тебя недостойным доверия на фоне поражения, — подытожил он.
— Гектор уже в открытую обвиняет меня, — с отвращением произнес Ксавьер. — И воспользуется этим козырем, чтобы подорвать мою репутацию. Нам нужна успешная сделка, чтобы вернуть поддержку членов совета. Что-то, что заставит их забыть о неудаче и даст нам преимущество над Гектором. — Он наклонился и пристально посмотрел на брата. — Тебе удалось назначить встречу с Ройсом?
Рамон ощутил, как по спине пробежал холодок. Не только Ксавьер потерпел поражение.
— Пока нет, — осторожно сказал он.
Ксав откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул.
— Маловероятно, что тут нам повезет.
Его недоверчивый тон возмутил Рамона. Конечно, «Ройс» — один из старейших, самых престижных и эксклюзивных клубов Лондона, и стремиться заключить с ним сделку — высокая планка, но зачем так уж его недооценивать?
— Неужели ты совсем во мне разуверился, братишка? — сказал он. — Я просто столкнулся с небольшим препятствием, вот и все. Но это не означает, что я не сумею с ним справиться.
— Препятствием?
— У Ройса такой секретарь. — Рамон пренебрежительно дернул плечом. — Держит оборону получше любого вояки.
Брови Ксавьера сдвинулись еще ближе.
— Они что, не знают, с кем имеют дело? Или полагают, что имя де ла Вега недостаточно известное, чтобы удостоить тебя внимания?
Рамон вновь иронически хмыкнул. В глазах Ксавьера их фамилия всегда имела большую значимость, нежели в его глазах. Вся родня по линии матери были дальними родственниками короля Испании, отец же происходил из семьи богатых промышленников. Когда они поженились, имя де ла Вега стало символом достатка и статуса.
— Ты забываешь, кто ходит в клиентах у Ройса? — спросил он брата, наблюдая, как Ксавьер мгновенно помрачнел.
Влиятельность и состояние их семьи в данном случае и впрямь не имели