Идея существования или насущной необходимости появления лидера, который по всем статьям превосходит своих коллег и главенствует в политическом процессе, достаточно широко распространена в демократических обществах. В качестве описания природы власти конкретного лидера она зачастую вводит в заблуждение и является вредной. Будучи премьер-министром Великобритании с 1997 по 2007 год, Тони Блэр стремился доминировать в политике и, несомненно, задавал тем самым тон правительству. Однако реальную степень его влияния легко переоценить. Значительная часть важных политических шагов, предпринятых правительством, не была напрямую связана с премьер-министром. Его наиболее значительным политическим наследием стала конституционная реформа, во многом бывшая результатом решений, принятых до Блэра и воспринимавшихся им без особого энтузиазма. К ним относились частичная передача властных полномочий Шотландии и Уэльсу, раздел власти в Северной Ирландии, реформа Палаты лордов, законы о гражданских правах и Закон о свободе информации[62]. Этот последний законодательный акт Блэр называет в своих мемуарах «маразмом», вопрошая при этом: «Где был сэр Хамфри, когда я в нем так нуждался?»[63]. В части конституционной реформы Блэр сыграл ведущую роль (впрочем, наряду с прочими важными действующими лицами) лишь в достижении договоренностей о разделе власти в Северной Ирландии, и североирландское урегулирование можно считать его наиболее знаменательным достижением.
То, что влияние Блэра как премьер-министра было не столь значительным, как ему хотелось, вытекало из природы его непростого, а часто и далеко не мирного сосуществования с властным и решительным министром финансов. Именно он, Гордон Браун, являлся главной фигурой в критически важной области экономической политики. Блэр и его ближайшее окружение были готовы поддержать участие Великобритании во введении в оборот общеевропейской валюты, но Браун помешал этому, настояв на соблюдении пяти условий, которые должны были быть полностью соблюдены, прежде чем страна сможет согласиться на переход к евро. Эти условия были сознательно сформулированы так, чтобы их было невозможно соблюсти либо как минимум чтобы наделить исключительным правом судить об их соблюдении министра финансов[64]. Алистер Дарлинг, член кабинета во время правления лейбористов с 1997-го по 2010-й (и министр финансов в правительстве Гордона Брауна в последние три года этого периода), подтверждал, что при Блэре экономическая политика практически полностью контролировалась Брауном, а единственным экономическим вопросом, в котором «Блэр проявил огромное усердие, включая экстраординарные консультации с кабинетом, и к которому он старался нас склонить»[65], был переход на общеевропейскую валюту. В этом Блэр, разумеется, потерпел неудачу. Дарлинг — не единственный, кто испытал облегчение в результате победы министра финансов в поединке с премьером.
Отношения между Блэром и Брауном испортились до такой степени, что премьеру и его ближайшим советникам стало очень сложно получать информацию о том, чтó именно министр собирается включить в годовой бюджет. Главный помощник Блэра Джонатан Пауэлл отмечает, что Браун «отшил» двух экономических советников с Даунинг-стрит, «не предоставляя им достаточной информации и запретив сотрудникам министерства встречаться с ними»[66]. В ключевых аспектах экономической политики постоянно желавший производить впечатление сильного лидера Блэр на самом деле обладал меньшим влиянием, чем многие из его предшественников. Другое дело — внешняя политика. Здесь Блэр был куда более влиятелен, особенно в том, что касалось отношений с Соединенными Штатами и ближневосточной политики. В своих мемуарах Тони Блэр раз за разом подчеркивает, что решение о вступлении Великобритании в войну в Ираке в 2003 году принадлежало ему, что в качестве премьер-министра он обладал для этого достаточными полномочиями и что, даже несмотря на несогласие людей на военную интервенцию, они «с пониманием отнеслись к тому, что лидер был обязан принять решение» (курсив автора)[67].
Упор на единственного лидера — вершителя судеб — еще более характерен, часто с губительными последствиями, для авторитарных и тоталитарных режимов. При них, разумеется, в руках лидеров сосредотачивается значительно больше власти, чем это было бы возможно при демократических формах правления. Внутри властной верхушки, вероятно, и существуют определенные сдерживающие факторы для действий авторитарного лидера, но при этом законодательные органы являются не более чем фасадом, судебная власть услужливо выполняет волю политического руководства, а средства массовой информации подконтрольны и подцензурны с разной степенью жесткости. Само собой разумеется, что высшее руководство авторитарных и тоталитарных режимов никак не подотчетно своим согражданам. Однако даже в этих случаях налицо существенные различия между индивидуальным и коллективным отправлением авторитарной власти (что будет рассмотрено в главе 6). В тоталитарной системе один человек (а в таких системах всегда доминировали мужчины) обладает преобладающей, часто безграничной властью. В отличие от них авторитарные режимы могут быть и автократическими, и олигархическими. То есть в некоторых из них правит единственный диктатор, в других — присутствует коллективное руководство. Чем больше количество его членов, тем большим количеством точек входа для лоббирования своих интересов в высшем руководстве обладают привилегированные сообщества. Даже в авторитарном режиме с коллективным типом руководства, как в Советском Союзе второй половины 1980-х годов, личные качества и ценностные ориентиры главного лидера могут иметь огромное значение, как в случае с Михаилом Горбачевым. Потенциал его воздействия значительно выше, чем в демократических обществах, если иметь в виду многочисленные препятствия, лишающие демократического лидера возможностей навязывать свою волю.
Индивидуальное и коллективное руководство
Таким образом, под «сильным» лидерством обычно принято понимать сосредоточение власти в руках одного человека и ее решительное использование. При этом чем больше власти и авторитета скапливается в его руках, тем больше этот лидер верит в свою безграничную правоту и незаменимость. Чем больше решений принимает руководитель в индивидуальном порядке, тем меньше времени у него остается на обдумывание своих действий и взвешенное рассмотрение их оснований. Поскольку даже у самого сильного из лидеров в сутках всего двадцать четыре часа, его помощники сталкиваются с необходимостью принимать решения от его имени (часто к их вящей радости). Это всего лишь одна причина, по которой следовало бы противостоять привлекательности «сильного руководства» человека, находящегося на вершине политической иерархии.
В условиях