Лакей, который встретил меня у ворот, проводил и в маленькую, уютную, со светлыми обоями комнатку наверху. Он почти не проронил ни одного слова и, только уходя, вежливо поклонился.
— Спокойной ночи. Если я вам понадоблюсь, — позвоните.
И исчез. Так же молчаливо…
Усталость и тряская дорога взяли свое. Не раздеваясь, я прилег на маленькую кушетку и уснул крепким сном отдыха.
II
Женщина на террасе
Я не могу сказать, отчего я проснулся. Яркий лунный свет вливался через небольшое окно, и в комнате было светло, как днем. Когда я поднял голову, до меня слабо долетели какие-то неясные звуки — сначала тихие, заглушенные, потом все усиливаясь и усиливаясь — и я ясно разобрал тяжелое, надрывающееся рыдание.
Судя по тембру голоса, это плакала женщина. Я вскочил с кушетки и стал прислушиваться.
Да, это плакала женщина… Было что-то безысходное и жуткое в этих переливающихся, сдерживаемых рыданиях, которые шли откуда-то снизу, почти под самым окном. Казалось, что, рыдая кто-то звал на помощь.
Я невольно вытащил из кармана маленький браунинг, подаренный мне при прощаньи одним из друзей, подошел к двери и толкнул се.
Дверь была заперта снаружи!
Легкая дрожь пробежала у меня по телу. Я вспомнил этот неприятный огонек, бегавший в глазах у доктора Медынина, эту молчаливость лакея, а глухое рыданье вместе с нервирующим лунным светом настойчиво лилось через открытое окно и било по вискам…
Я сильнее нажал на дверь. Она не поддавалась.
— Зачем меня заперли? — мелькнуло у меня в голове. Действительно, что могло угрожать в этом доме мне, бедняку, выгнанному студенту, у которого не было ни гроша денег, ни одной ценной вещи и которого здесь только из жалости и призревают… Этот отблеск логики немного успокоил меня, и я сосредоточенно стал думать о том, как отворить дверь.
— А ключи от дивана? — почти вслух вскрикнул я. Я стал пробовать целую связку и почувствовал, как невольно обрадовался, когда один из ключей мелодично щелкнул в затворе и дверь с легким скрипом открылась.
Должно быть, этот скрип долетел до того места, откуда неслись рыдания, потому что они сразу утихли, но я притаился, с силой сжав пальцы, и рыдания раздались снова…
Я снял ботинки и, осторожно ступая в носках, стал спускаться по витой лестнице, ведущей в мою комнату. Не скрипнула ни одна ступенька, и через минуту я был в какой-то комнате с дверью, выходившей на террасу, и такой-же залитой лунным светом, как и моя.
С террасы и неслись рыданья. Вблизи они казались еще более скорбными и ужасными — в них было столько смертельной муки и отчаянного призыва, что я невольно, как вкопанный, остановился около двери на террасу и дрожащими руками схватился за косяк.
Наконец, я овладел собой и шагнул вперед. На самом конце террасы, выходившей на чистый, пустынный двор, стояла женщина, положив руки на перила и опустив на них голову. На ней был легкий ночной капот, скрывавший маленькую хрупкую фигуру, которая бессильно вздрагивала и тряслась от заглушаемых всхлипываний.
Когда у меня под ногами слабо треснула половица, женщина подняла голову и посмотрела на меня. Я успел заметить в это мгновение, что у нее тонкое, какое-то прозрачное от бледности и лунного света лицо, черные большие глаза и такие же черные, с серебристым отливом волосы — но, когда я хотел подойти к ней, она в каком-то ужасе взмахнула руками, глаза ее широко раскрылись в порыве безумного страха, и она слабо вскрикнула.
— Послушайте, — дрожащим голосом сказал я, — послушайте…
Видимо, и она что-то хотела сказать мне, но внезапность моего появления или что-нибудь другое сдавило ей горло. Я видел, как шевелятся ее тонкие губы, но не слышал ни одного звука.
— Я, кажется, напугал вас, — мягко сказал я, — я извиняюсь…
— Уйдите, — сдавленным шепотом сказала она, немного отодвигаясь назад, — что вам надо?.. — Я услышал ваш плач… Я думал…
— Кто вы? — тихо спросила она.
— Я только сегодня приехал сюда… Вам, наверное, говорил доктор…
И вдруг эти простые слова, которые, как мне показалось, должны были бы объяснить ей причину моего появления в доме, ударили ее, как раскаленным железом. Она выпрямилась, в глазах у нее появилось выражение загнанного зверька — зарница отчаяния, последней решимости и бесконечно-сверлящего страха.
— Убийца! — истерически хрипло вскрикнула она. — Убийца… Это доктор привел вас… Убийца…
Я вспомнил слова Медынина о ненормальности его жены. Сознание, что я сейчас ночью, вдвоем, на террасе этого молчаливого дома, с сумасшедшей, — холодком кольнуло сердце, и я сам испуганно посмотрел на нее.
Мы стояли друг против друга, оба полные одинаковым, волнующим каждого из нас, чувством.
— Ну, что же — бейте, бейте, — надорвано вскрикнула она, — бейте… Я больше не могу так жить… Я с ума здесь схожу у этого зверя… Лучше сразу смерть, чем эта проклятая пытка…
— Вы ошибаетесь… Подумайте, что вы говорите, — пробормотал я, — я пришел потому, что вы плакали…
— Это неправда, вы лжете!
— Клянусь вам… Честное слово! — вырвалось у меня. — Вы ошибаетесь…
— Тогда зачем вы здесь… В этой усадьбе, у Медынина… У этого убийцы, проклятой змеи…
— Он выписал меня из города на службу…
— Службу? — и мне показалось, что я в голосе ее услышал жуткий смех. — И сколько он зам заплатит за это дело?..
— За какое дело? За какое?..
— Ну, вот за это… Чтобы убить меня… Не притворяйтесь… Да не притворяйтесь вы, негодяй…
В эту минуту я не сомневался, что передо мной стоит сумасшедшая. И когда я снова взглянул на ее лицо, чтобы проверить себя, я увидел, как по щекам ее забегали слезы, а в глазах скользнули тени невыразимого отчаяния.
— Послушайте, — рыдая, сказала она, — послушайте меня…
И вдруг, откинув голову, она упала передо мной на колени и, протянув ко мне руки, зашептала.
— Послушайте… Вы такой молодой… У вас, наверное, есть мать, невеста… Зачем вы губите себя, свою совесть, свое будущее… Откажитесь от того, что он вам предлагал… Вам нужны деньги — я вам дам их — у меня есть много… Возьмите и уезжайте… А если я смогу вырваться отсюда, я найду вас там, на свободе, — и она махнула куда-то рукой, — я буду около вас ходить, как собака…
— Я ничего не понимаю, — сказал я, чувствуя, что у меня кружится голова от всего того, что я сейчас здесь увидел и услышал, на этой залитой яркой луной террасе, — я ничего не понимаю… Кто же вы здесь?
— Кто я?.. Разве он еще не говорил вам, — и в ее вопросе я снова уловил тень подозрения, — вы притворяетесь…
— Доктор говорил, что здесь… его жена… это вы?..
— Жена этой гадины? — вскрикнула она. — Нет, нет, нет… У меня нет мужа, он убил его…
— Как? — холодея, спросил я — Доктор? Что вы говорите?.. Медынин