Тогда Юрий инстинктивно ушел в Сумрак целиком. Насильно втаскивать туда ребенка он не стал, просто хотел ускользнуть из цепкого – что за бред! – захвата малыша. Это ему удалось. Мир привычно выцвел, на фигурных решетках ограждения чуть ли не заколосился обильный синий мох, ударил из ниоткуда ледяной порыв ветра.
Никто уже не стискивал руку Темного.
А затем Сумрак взорвался. Цвета вернулись на мгновение и заиграли радугой. Сияние тут же погасло, и все стало по-прежнему… нет, другим. Тот же мох, та же скудная палитра, тот же холод. Все ощущалось и воспринималось иначе.
Юрий неуклюже повалился на землю рядом с малышом. Тело заломило: сердце, виски, суставы. В мозге как будто кто-то заворочался, натыкаясь в темноте на стенки черепной коробки и проклиная все на свете. Щукин схватился за оберег-кулон на шее, но ничего не почувствовал. Накатила дурнота вкупе с усталостью. Дозорный попытался накрыться Щитом и не сумел. Просто ничего не вышло. Он поднял руку к лицу – на кончиках пальцев не зажглось ни единой бело-голубой искорки. Не сказать, чтобы там ничего не было. Юрий чувствовал энергию – но не владел ею, та стала как будто чужой.
А самое жуткое – он не узнал свою руку. С возрастом она уже начала трансформироваться. В человеческом облике становилась все более мускулистой: Щукин любил плавать и регулярно ходил в бассейн, еще и фитнесом занимался. Но в сумеречном перевивалась жилами, усыхала, а ногти давно уже превратились в желтоватые когти. Теперь же в больной руке нечто разглаживалось, а ороговевшие участки кожи пошли трещинками и зачесались. И почему-то Щукин знал – кожа под ними будет уже не землистой, а розовой.
Как у ребенка.
В другой руке защипало. Юрий осознал, что магические кольца, накачанные Темной силой, жгут фаланги. После двух безуспешных попыток сложить пальцы в комбинацию и сбросить заряд Щукин чертыхнулся и принялся кольца срывать.
А когда сорвал, предпринимать что-либо оказалось уже поздно. Можно было только наблюдать.
Глеб отбросил «люксометр» и метнулся к ним обоим: к старшему напарнику и малышу. Стажер не понял, что случилось, и не заметил исходящей от ребенка опасности. Скорее всего, он первым оказал бы помощь Юрию. Но малыш очутился на шаг ближе, и у Короткевича сработали рефлексы более глубокие.
Он наклонился к малышу. Мальчик дотронулся до него. Легонько. Скорее погладил.
Глеба откинуло на метр, и стажер провалился в Сумрак. Вокруг плясали быстро гаснущие радужные сполохи.
Малыш больше никуда не стремился. Он даже поднялся с четверенек.
Сумрак прорезал истерический визг – звуковой сигнал «люксометра». Артефакт в нескольких шагах от Юрия мерцал кристалликами и вращал стрелками на циферблатах. Техника делала свое дело, а ее магическая начинка не признавала никаких чудес.
Застонал новичок Глеб. В реальном мире появились двое прохожих, мужчина с женщиной. Остановились, глядя на малыша. Для них он был один-одинешенек на набережной.
Юрий понял, что уже не выйдет из Сумрака и не вытащит стажера.
Но последнее средство все же было. Древнейшая магия, как учили их еще в интернате. Он вытащил из кармана складной ножик со множеством лезвий. Раскрыл самое большое – крепкий коготь на указательном пальце неожиданно сломался во время этой процедуры. Полоснул себя по предплечью раз, другой.
Вытекающая кровь запузырилась, серое марево пришло в движение.
В голове отчего-то сами по себе выплыли строки:
Друг мой, друг мой,Я очень и очень болен.Сам не знаю, откуда взялась эта боль…Мир обретал краски. Жидкость, дающая иллюзию жизни вампирам, сулила еще сколько-то настоящей жизни Юрию с напарником. Щукин выходил, и перед удивленными прохожими сейчас из воздуха появлялся лежащий на мостовой парень с русыми волосами, выдающимися вперед, словно козырек. Впрочем, они не могли бы заметить сам выход. Вот стоял одинокий ребенок – а рядом уже взрослый.
Кровь из ранки капала на неизвестно откуда взявшийся летом пожухлый кленовый лист.
Но Юрия сейчас не волновала ни кровь, ни прохожие, ни даже странный пацан. Он смотрел на Глеба, вернее, на ауру стажера.
Дневной дозорный стонал и корчился. Тьма ничем уже не могла помочь ему.
Потому что аура пульсировала Светом.
Часть I
Разочарования и сомнения
Глава 1
– Все ученики – идиоты, – сказал Дреер. – Точка.
– Что-то тебя, Леонидыч, сегодня… – протянул с водительского сиденья Шагрон.
За Дмитрием всегда присылали лучшего водителя московского Дневного. Какой бы ни был, а все же Инквизитор. Но Шагрон ему импонировал. Несмотря на разницу в годах и уровнях. Несмотря на то что давным-давно, еще в начале двадцатого столетия, заработал право носить открыто сумеречное имя за какие-то заслуги перед Тьмой.
Однако дальше простого дозорного не продвинулся. И не сказать, чтобы усердствовал. Выполнял текущие задания, закрывал своим чешуйчатым сумеречным телом временные бреши в оперативном составе. Но все понимали, что его конек – перемещения по оживленным городским трассам. Шагрон увлекся автомобилями еще в пору их изобретения.
Потенциал у Шагрона был весьма и весьма. Наверняка и в Инквизицию ему предлагали вступить. Но он выбрал другое. Дмитрию иногда думалось: Силы потому и держат паритет, что Темным важнее их собственная хата с краю. Иначе они давно бы уже задавили Светлых числом. Но им ничего не нужно, кроме личного благополучия. Ради этого они даже согласны поступиться его частью. Всего два компромисса: один с собой, второй – со Светлыми.
– Твои уже собрались. – Дорожный ас заложил очередной маневр-пируэт, так что Дмитрий и позабыл, в связи с чем отпустил реплику про учеников-идиотов. Была и у него тоже среди прочего слабость – любил наблюдать работу профессионалов. Любых. Иногда он представлял себе сумеречного Шагрона образца начала дизельного века: ящер в кожаной фуражке и очках-«консервах» за рулем какого-нибудь «Руссо-Балта», а то и реактивных аэросаней.
– Доктор тоже явился. Самолично его привез, как тебя. Ловко получилось: шефа в аэропорт, доктора обратно. Беспорожний рейс!
– А шеф куда улетел? Секрет? – вяло спросил Дмитрий.
– Какой тут секрет! В Киев. Там же сам знаешь, что творится. А киевский Дневной, считай, только года три как заново поставили.
Отношения у Шагрона с Дмитрием отношения давно установились панибратские. С Шагроновой стороны по крайней мере. Но Дреер не возражал. В салоне дозорного «бентли» и анекдоты про Великих доводилось слышать.
– Притормози, – сказал Дмитрий и опустил боковое стекло.
Огромный жидкокристаллический экран над улицей рекламировал мюзикл «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»: «Самый масштабный в России! После триумфальных гастролей в Лондоне! Юбилейные спектакли!»
– Я ходил, – сообщил Шагрон. – Гошка молодец. Талант! Леонидыч, а ты чего тогда не приехал? Он же говорил, тебе билеты на премьеру высылал.
– Дела, – отозвался Дреер. – В школе на мне столько всего!
Хорошо, что протокол и негласные правила запрещали водителю сканировать ауру Инквизитора и считывать вранье.
– Так сегодня сходи! Прямо вечером, после заседания.
– Может