— Мы ждем результатов анализа ДНК для обеих проб, но на самом деле они не нужны. Ни один из них.
— Ей пятнадцать лет, — сказал Бергер, пытаясь не повышать голоса. — Ей пятнадцать лет, и она просидела там три недели. В темной вонючей чертовой камере в подвале с ведром для дерьма, и никакой компании, кроме изредка появляющегося сумасшедшего. Она потеряла много крови. И действительно никому, за исключением меня, не мерещится дьявол? И этот дьявол, черт бы его побрал, нападал и раньше. Вероятно, не раз.
— Это не аргументы, Сэм. Доказательства — вот аргументы.
— Доказательства не валятся с неба, — ответил Бергер. — Доказательства собирают, не обращая внимания на косвенные улики, изучая недоказанные следы, полагаясь на интуицию, доверяя опыту. И наконец, из косвенных улик возникают доказательства. Аллан, мы что, должны просто сидеть и ждать доказательств? Ты так представляешь себе работу полицейских?
— Откуда у вас взялся план дома?
— Что?
— Ты знал, что в доме есть подвал. Откуда?
— Мы получили подсказку совершенно неожиданно, и ты это прекрасно знаешь. Я попросил тебя раздобыть для нас несколько полицейских. Эллен не должна была провести там ни одной лишней минуты.
— А представь, если бы она действительно сидела там, — сказал Аллан. — Имея план здания, вы могли бы сразу ворваться в подвал. И тогда бы вы ее спасли. Если бы она и преступник находились там сегодня, то вы бы скорее убили ее. С вашей-то медлительностью и отсутствием знаний. С вашим проклятым дилетантизмом.
Бергер в задумчивости смотрел на Аллана. Ему впервые пришла в голову мысль, что тот по-своему прав. Это его задело. Аллан определенно прав — в описанных им условиях. Тогда штурм был бы дилетантским.
— Он заманил нас, — пробормотал Бергер после недолгого молчания.
— Что ты несешь? — вздохнул Аллан.
— Взгляни на это дело с сегодняшних позиций. Внезапно появляется новый свидетель, спустя три недели. Дом, принадлежащий никому не известному холостяку, расположенный у леса на окраине Мерсты, — и там свидетель мельком увидел какую-то девушку. Тем из нас, кто дежурил в воскресенье, пришлось действовать очень быстро. Многие службы недоступны, потому что выходной. Например, муниципалитет Мерсты, несмотря на мои настойчивые напоминания, не достал никаких чертежей здания. Первое, что встречает нас при входе, — это механизм, да-да, ловушка, которая куда менее опасна, чем ты думал. Не так ли, Аллан?
— Ножевые лезвия в плечах. Я-то об этом думал.
— Два нюанса. Первый: ловушка предназначалась для полицейских, а именно для полицейских в бронежилетах, и метили в места, жилетом не защищенные. Второй: однако не на уровне головы. Не было цели убивать. Только поиздеваться. Крутые полицейские должны валяться и извиваться в смертельном страхе. И все очень точно рассчитано. Наш парень — перфекционист.
— Полагаю, ты не поинтересовался, что с Экманом.
— С Экманом? — воскликнул Бергер.
— С коллегой, который был ранен ножами.
— И что с ним?
— Не знаю. Продолжай.
— Ловушка — это такой бантик на чертовой посылке. Которая уложена в несколько коробок и завернута в несколько слоев бумаги. Коробка внутри коробки. Развязали бант — следом первый слой, тайный люк в кухонном полу. Потом этот проклятый подвал-лабиринт. Там еще один слой, который мы должны снять, — надо пробиться сквозь стену. И только после того как мы развязали ленточку и открыли две коробки, он впустил нас к себе в святую святых.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — кивнул Аллан. — Но это ты задним умом крепок. А тогда ты этого не знал. И тебе следовало бы иметь план дома, чтобы штурмовать его максимально эффективно.
— Я предполагал, что это будет посылка.
— Само собой. Полицейский-сверхчеловек Сэм Бергер. В таком случае к чему вся эта безумная спешка?
— Из-за микроскопического шанса, что сигнал был настоящим. Тогда мы могли бы спасти Эллен и схватить похитителя.
Комиссар Аллан Гудмундссон встал с кресла и подытожил:
— Последовательное мышление — не твоя сильная сторона, Сэм. Но на этот раз я закрою на это глаза. И я не могу повлиять на то, что ты думаешь и предполагаешь. Однако я могу дать тебе четкие директивы касательно направления, в котором надо вести расследование. И направление это заключается в том, что Эллен Савингер похитили около школы в Эстермальме в Стокгольме чуть больше двух недель назад. Это все. И ты, и вся твоя группа ничего кроме этого не выяснили. Не нашли ни единой приличной зацепки.
— И это явно намекает на то, что он делал это и раньше, Аллан.
— Нет даже косвенных улик, Сэм. Только безумные предположения, которые я строго запретил тебе излагать твоей группе. И с сегодняшнего дня этот запрет будет еще категоричнее. Благодаря этому так называемому штурму. Если же ты предпочтешь проигнорировать мои распоряжения и запреты, я тебя уволю.
— Я намерен исходить из того, что ты шутишь.
— Я сейчас похож на шутника?
Их взгляды встретились. Ни один не отвел глаз. Клинч. Если Аллан шутил, ему очень хорошо удалось это скрыть. Наконец, он отвел взгляд, глубоко вздохнул и покачал головой:
— И каким будет следующий шаг?
— Я как можно скорее изучу это дело с Ди, нам надо вернуться к началу.
— Что за странное прозвище, Сэм?
— Ее зовут Дезире Росенквист, ты ж пойми, полицейского не могут звать Дезире Росенквист, — пояснил Бергер. — Так что Ди — это просто сокращение.
— Ну да, так, конечно, намного лучше, — сказал Аллан, выпроваживая Бергера из кабинета.
Бергер вышел из задумчивости и обнаружил, что идет по темному коридору и улыбается. Он свернул у колонны, которая служила границей офисной зоны. Из всех рабочих столов был занят, разумеется, только стол Ди. Она оторвала взгляд от экрана и посмотрела на Бергера.
— Получил нагоняй?
— Еще какой, — подтвердил он. — Например, мне следует прекратить называть тебя Ди.
— Он мог бы спросить меня.
— Таким образом он, разумеется, проявил заботу о тебе.
Смех. Точнее, короткий смешок.
— Послушай это, — сказала Ди после небольшой паузы.
Она кликнула что-то на компьютере, и из него донесся довольно взволнованный женский голос: «В общем, я действительно уверена, что только что видела, ну, вы знаете, ее, ее, ту девушку, через окно. Хотя я все же не совсем уверена, что это была она, но на ней была эта, ну, не знаю, розовая лента на шее с тем греческим, неправильным таким, крестом, не знаю, может, это православный, но она же прям настоящая блондинка, у нее не может быть греческих корней».
Ди остановила запись и спросила:
— Какую роль здесь играет слово «розовая»?
Бергер пожал плечами и ответил:
— Решающую. Именно из-за него мы и поехали туда.
— Да, — задумчиво протянула Ди. — Крест был не греческий, а русский, но православный, и его она могла видеть в газетах. Но про цвет ленты она узнать не могла, этой информации мы не сообщали. Но меня главным образом волнует… как бы это сказать, расстояние. Как близко