Ничего кроме.
Отис, слегка прищурив глаз, прикинул расстояние до контрольной панели. Получилось что-то около десяти метров. Казалось бы, немного… если не учитывать поистине чудовищный радиационный фон. У него будет чуть больше минуты, шестьдесят секунд с хвостиком, чтобы преодолеть эти метры и еще самая малость, чтобы найти нужную кнопку и со всей дури (если конечно к тому времени эта самая дурь останется) вдавить ее в стенку. Отис вздохнул. Пора.
Дверь открылась, и он шагнул внутрь…
Хватило одной секунды, чтобы понять всю глубину своей наивности. Все горы мира, с альпийскими лугами, горными козами и заснеженными пиками (и с парой снежных людей впридачу) навалились на отнюдь не хрупкие плечи, но даже для них эта тяжесть оказалась непомерной. Отис сгорбился и слегка согнул ноги в коленях. Что ж, пока терпимо, по крайней мере, бывало и хуже. Он сделал шаг, еще один, темный квадрат контрольной панели начал расплываться вместе со всем, что было вокруг. Тошнота, головокружение, расфокусировка зрения. Даа… а ведь прошло всего десять секунд. И что дальше?
А дальше было лишь хуже.
Отис преодолел еще пару метров, как дыхание сбилось, каждый вздох давался с все большим трудом, зараженный воздух обжигал горло и словно сильный ветер обдувал лицо. Ноги подкашивались, глаза почти ничего не видели, а он продолжал упрямо идти вперед, думая лишь о том, чтобы успеть, успеть нажать эту проклятую кнопку вовремя, успеть, пока он еще жив. Лицо превратилось в пергамент, кожа растрескалась, проступили сначала отдельные капельки крови, которые потом превратились в ручейки. Боль была адской, но Отис почти не замечал этого. Он просто шел, тащил себя за шкирку на одной силе воле. Силе воли и непреодолимом желании сделать то, что должно быть сделано.
А потом, за пару метров до цели, ноги стали ватными и не смогли больше держать слабое человеческое тело. Слишком слабое, слишком человеческое…
Отис упал на живот, сильно ударившись лицом о твердый пол, металл тут же окрасился алой кровью. С маниакальной настойчивостью обреченного, продолжая ползти вперед из последних сил, Отис своей жизнью выгрызал каждый сантиметр, остававшийся до злополучной стены. Красные разводы на полу отмечали этот безумный путь, секунды неумолимо утекали сквозь пальцы, а он все полз. Полз, несмотря на выпадающие целыми прядями волосы, несмотря на страшные раны, которыми было полностью покрыто его тело, несмотря на непрестанную боль, несмотря ни на что. Полз и молил, чтобы срока, оставшегося ему на грешной земле, хватило для выполнения задуманного…
Боги не услышали Отиса. Как всегда.
Силы оставили изувеченное человеческое тело в десяти сантиметрах от гладкой поверхности стены, словно в насмешку почти ослепшие глаза вдруг прозрели и Отис со всей безнадежной очевидностью увидел то, к чему так стремился. Серый квадрат контрольной панели, кнопка, которую нужно было нажать и надпись, проходящая наискосок через все кнопки, индикаторы и аккуратные подписи к ним.
Ваше время вышло!
Адский огонь хлестнул по оголенным нервам, если бы Отис мог кричать, он бы закричал, но сейчас из горла донесся лишь полузадушенный хрип:
— Больно.
А еще через секунду сознание окончательно покинуло человеческое тело. Отис умер, не оправдав своих надежд, хотя до самого конца играл, как ему казалось главную роль. Но он заблуждался, так и не поняв, даже после финала, оказавшегося несчастливым, что это не тот фильм и не то место. Он думал, что произошедшее лишь нелепая и трагичная случайность, забыв еще и то, что в этом мире ничего не происходит просто так и на все, даже на то, что кажется невероятно глупым и неправдоподобным, найдется свое объяснение. Была причина и сейчас, причем причина простая и безжалостная, как морской прилив.
В аду нет героев.
— Какая досада, право! А у паренька весьма… кхм… любопытная фантазия. Да еще и некоторая склонность к мазохизму в самой глубине души. Просто восхитительно! Жаль только, что он твой…
— Мой? Ты преувеличиваешь.
— Нисколько! Он же пожертвовал собой ради других, причем пожертвовал по доброй воле, никто его не заставлял. Добро всегда остается добром…
— Нет. Не всегда. Разве ты не видишь разницы? Да, он сделал добрый поступок… но почему? Потому, что он считает, что нужно нести в мир добро? Нет. А потому, что ему этого захотелось. Просто захотелось. Если в следующий раз ему захочется сотворить зло — колебаний также не будет.
— Ну… пока, что он не сделал ничего плохого…
— Пока. Но сделает, если это будет нужно ему. Тот, кто несет в мир добро, совершает хорошие поступки не потому, что ему захотелось в данный момент сделать именно это, а потому, что не приемлет иного поведения. И только на таких я могу опереться.
— Ну… ты слишком придирчиво подходишь к отбору, подобная щепетильность делает тебя слабым.
— Ты так полагаешь?
— Ага. Если бы ты был менее разборчив, то давно одержал бы верх.
— Знаю. Вот только эта победа оказалась бы поистине Пирровой. Ибо в таком случае, я просто занял бы твое место. Ты ведь этого очень хочешь, правда?
— Ну… это одна из моих целей, скрывать не буду. Но, как бы то ни было, если все останется, как есть сейчас, то рано или поздно ты проиграешь. Даже не так. Ты уже проиграл.
— Может быть… скорее всего, так. Но… но, знаешь, если мне представится выбирать из двух вариантов — проиграть злу или стать им, я всегда выберу первый. Всегда.
Поверхность тела нестерпимо зудела, наверное, что-то подобное испытывают змеи, когда теряют старую кожу. Но Отис змеей не был, да и, в отличие от рептилий, совершенно не понимал, что с ним происходит.
«Черт! Как неприятно-то!»
Сильно хотелось от души почесать раздраженные места, вот только делать этого не стоило, в чем Отис убедился еще раньше. Приходилось терпеть, правда, ни о каком сне в такой ситуации и речи быть не могло.
«Чеееееееерт… Неужели всю ночь так будет?»
Отис устало зевнул, укрылся поплотнее и уставился на электронные часы, стоявшие на столике. Безжалостный светящийся экран показывал двойку и два нолика. Человеческое горло издало приглушенный стон.
«Черт… сколько еще терпеть… скорее, скорее бы утро… Так! Нужно проверить жетоны.»
Отис засунул руку под подушку, сразу нащупав холодную поверхность металла.
«Один… два… три… четыре… Все, все на месте.»
Пальцы сомкнулись на одном из жетонов, Отис со всей дури сжал тонкий прямоугольник и сжимал все сильнее, чувствуя как больно впиваются металлические грани в кожу руки. И как одновременно с этим уходит изводивший его столько времени зуд во всем теле. И как последние силы утекают, капля за каплей.
Голова тяжело упала на подушку, и Отис тихо засопел, погружаясь в сон. Жетон так и остался крепко зажат в его ладони.
«Завтра…»
Чужая кровь
— Отис!
— А?
— Что