Тук.

Ноги медленно, но неотвратимо несли его к тому, что он так жаждал и так боялся увидет. Странно, но ни одной мысли о том, чтобы убежать, вернуться на песчаный пляж, попытаться как-то выбраться с острова морским путем, не крутилось в хаосе, которое представляло собой сознание человека, идущего по тропе.

Тук.

Деревья величаво расступились, открыв взору бескрайнюю гладь огромного озера в самом центре острова.

Тук.

Голова Отиса склонилась над зеркальной поверхностью воды, отразившей его лицо, бледную синь небес, пальмы на берегу… Тут изображение дрогнуло и растеклось, словно воск, комкаясь, неимоверно искажаясь, принимая уродливые формы… и медленно, чудовищно медленно открывая то, что было скрыто. А когда все метаморфозы завершились, и Отис наконец увидел, что собой представлял райский островок на самом деле, измученное сознание окончательно угасло. Нечеловеческий крик, огласивший окрестности, был подхвачен попугаями, издававшими каркающие, свистящие и хрипящие звуки, породившие все вместе фантастическую какафонию, настоящую симфонию хаоса…

Голос пришел из ниоткуда, разрушил сплетение звуков, как человек, походя рвущий досаждающую ему паутинку, и грубо ворвавшийся в сознание Отиса, заодно вытащив оное за шкирку в реальный мир. В гудящей как колокол голове, мучительно, как железом по стеклу, проскрежетало «Ваше время вышло!», каждое слово, будто гвоздь в крышку гроба.

А через миг все померкло.

— Ловко. Заставить его самого нырнуть с головой в омут, а самому остаться в стороне, не замочив ног.

— Вовсе нет. Это его собственный выбор. Он сам этого захотел.

— А даже если так — разве он знал, что его ожидает? Разве знал, на что идет? Разве ты сказал ему все?

— Знал. И сказал. У него был выбор между плохим и очень плохим. И он выбрал второе, потому что первое было еще хуже.

— Значит, ты просто сыграл на его чувствах, воспользовался его болезненным самолюбием. Он не мог не принять, брошенный тобою вызов…

— Какая самооценка, какой вызов? Полноте… Не думай обо мне слишком плохо. Человек шел к тому, что уготовано ему судьбой, все это время, а ты «заставил», «подтолкнул»… Сам он себя подтолкнул, а потом, когда начали возникать сомнения, и заставил. Ты знаешь, что я не вру.

— Да… Все что ты сказал — правда.

— Скорее истина… Ты ведь знал это с самого начала.

— Ага. И ты тоже. Только зачем тогда оправдывался?

— Я не оправдывался… А вот почему ты мне задавал эти вопросы?

— Сам знаешь, Правила… Не нам их менять.

— Ты прав, не нам…

Потолок комнаты был ослепительно белым. Стены тоже. Отис открыл глаза, закрыл, открыл вновь, рука непроизвольно дернулась, вцепившись в халат, который был одет на голое тело.

«Сон, это был просто сон…»

Отис скосил глаза в сторону. Вид его одежды, аккуратно сложенной и лежащей на стуле, действовал успокаивающе. Родная реальность ощущалась всем телом, всеми органами чувств, нечто стабильное и почти вечное, якорь для души, на миг погруженной в пучину хаоса.

Отис приподнялся на кровати и тут же чуть не упал, застонав от внезапно навалившейся слабости. Это продолжалось меньше минуты, а затем бесследно исчезло, оставив лишь легкое головокружение.

«Что за чертовщина? Сначала сны, которые не похожи на сны. Затем я лишился всех сил… пусть ненадолго, но ведь и никаких проблем со здоровьем у меня отродясь не было!»

Погруженный в вялое течение своих мыслей, Отис, не осознавая, что и зачем делает, переоделся в свою одежду, вышел через прямоугольное отверстие в стене и попал в коридор. Только теперь он понял, для чего на стенах, через равные промежутки, были прикреплены поручни, и очередной приступ слабости не застал человека врасплох. Висеть, уцепившись руками за железку, не самое лучше времяпровождение, но все же гораздо приятнее, чем беспомощно растянуться на полу, пусть и чистом на вид — да только, кто знает, насколько он стерилен?

«Сон… был слишком реален. Но все-таки это сон… Все признаки налицо — я почти не помнил прошлого, часть воспоминаний навязана, ситуация нарочито нереальна… А может не сон? Компания почему-то не захотела уточнять детали… а сейчас уже поздно… Да и это было… Довольно захватывающе… Но вот пробуждение… Откуда такая слабость? И почему я так сильно хочу спать? Спать… надо быстрее добраться до дома… Пока я не свалился посреди тротуара… А думать… Думать будем завтра…»

Телевизор мирно шуршал, озаряя темную комнату зрелищем бесконечного снегопада. Отис тупо щелкал кнопками на пульте, неподвижно уставившись в центр экрана. То, что видели его глаза, было неинтересно хозяину квартиры, ну ни капельки. Он думал.

«Да, это был сон, пусть и спровоцированный Компанией, уж не знаю, как они делают подобные вещи, но сам сон все-таки мой. Они вытащили детскую мечту, о которой я давно забыл, и извратили её до невозможности. Но зачем? И как? Ведь я заключил Контракт и они не могут его нарушить. Никогда не нарушали и постараются избегать подобного впредь, ведь даже один случай разрушит безупречную репутацию… Итак, они не стали бы намеренно искажать мой сон, да и вряд ли смогли бы сделать такое. Но тогда почему? Неужели я увидел то, что хотел? Ведь то, что я видел, сейчас перестало быть моей мечтой, да и радовался я во сне лишь потому, что на время стал ребенком в обличье взрослого. Во сне почти не помнишь прошлого, вот я и забыл, что давно вырос, давно оставил наивные фантазии… Ладно, с этим более-менее ясно, но откуда взялось увиденое дальше? Какой-то нелепый ночной кошмар… даром что дело было днем. Что он значит? Ведь должен же этот сон иметь какой-нибудь смысл!»

Отис в раздражении откинулся на спинку кресла, небрежно бросив пульт на столик. Часы показывали 6:00. Еще каких-то 40–50 минут и пора выходить, а он так и не решил, пойдет туда второй раз или нет.

«В принципе, ничего особо страшного не было. Всего лишь странный сон… А ведь это даже интересно! Удивительно, но мне хочется посмотреть — что же там дальше? Какие еще фантазии выползут из глубин подсознания? Хорошо. Пойду и сегодня, возможность отказаться пока еще есть…»

Отис накинул на плечи плащ и вышел из квартиры, плотно закрыв за собой дверь.