Посмотрим, насколько ты меня недооцениваешь…
Противник был удивлен… Даже нет — шокирован, причем очень и очень сильно. Он, хоть и боялся проиграть, но все равно не верил в поражение. Не здесь, не этому… не так. Но судьба распорядилась иначе — одна маленькая, едва заметная ошибка, ошибка по причине недооценки соперника… Всего одна ошибка стоила поражения. Ужасно обидного и досадного.
Что поделать… Это жизнь.
— Все, ты уже закончил?
— Ага…
— Ну и? Хоть не слишком позорно проиграл?
— Да нет… просто выиграл.
— Вы… выиграл?
— Ага… а что с остальными?
— Одно очко из четырех возможных… мы всего лишь вторые.
— Значит, моя победа никому не нужна, значит, значит, все было зря?
— Ну… выходит, что так.
— Ясно. Жаль.
Игра, тем не менее, продолжалась, Отис, потерявший интерес к происходящему, пытавшийся скорее разобраться в своих чувствах, нежели следивший за игрой, усиливал давление на соперника, реализуя придуманные ранее комбинации, белые лишь отчаянно отбивались. Партия близилась к завершению, медленно, но неизбежно. Глаза игроков встретились, в глубине одних было непонимание, другие излучали легкую печаль. Вздохнув, Отис сделал последний ход и, слегка прикрыв глаза, сложил руки в замок. Ему хотелось побыстрее покончить со всем этим фарсом, неважно даже кто выиграет (хотя шансов у оппонента, если честно, практически не оставалось), лишь бы чей-то голос произнес «Сдаюсь», а в протоколе соревнований зафиксировали результат. Он ждал с обжигающим нервы холодным нетерпением, как может ждать лишь тот, кому безразлично происходящее. Он ждал, внимательно наблюдая за судорожно соображающим «вундеркиндом». Он ждал, когда рука с тонкими пальцами потянется к кнопке и остановит часы.
Отис Кайве не любил ждать.
С застывшим на лице выражением крайней растерянности, «вундеркинд», уже потерявший всю свою важность, двигаясь, словно в замедленной съемке, потянулся к часам, чтобы остановить игру, признав поражение. Пальцы замерли в сантиметрах от кнопки, но соперник почему-то медлил, никак не решаясь сделать последнее движение. Отис же терпеливо наблюдал, теперь от него не зависело ровным счетом ничего.
Наконец пальцы дернулись, но не к часам, а к доске. Оппонент Отиса сделал ответный ход, второй раз перевернув ситуацию с ног на голову… Так уже было, и было не раз: соперник, казалось бы, уже поверженный, вдруг восставал, аки феникс из пепла, положение на доске менялось с головокружительной быстротой, приходилось прикладывать все свои способности, все силы, чтобы удержаться на грани поражения… Иногда удавалось, иногда нет, но всегда он боролся до самого конца. Но сейчас… ничего не хотелось, лишь бы поскорее закончить эту, затянувшуюся на десятилетия, партию… Соперник поднял глаза и, с какой-то непонятной грустью, выжидающе уставился на Отиса…
В этот, несомненно, решающий момент, дыхание Отиса замерло, чувства оказались словно вморожены в вековой лед отрешенности — и горечь, щедро перемешанная с восхищением, и усталость, напополам с досадой и злостью на себя… А потом все растворилось, канув в пустоту. В следующий миг туда же последовал и весь мир.
Игра закончилась.
— Однако… Не жалко терять такой талант?
— Терять?
— Да… а что не так?
— Видишь ли… нельзя потерять то, чего никогда и не было.
— Но…
— Ты разве не видишь? Ему все равно.
— Аааа… — крик утонул в приступе сильного кашля, отдававшегося острой болью в груди. Отису потребовалось несколько минут и все оставшиеся силы, чтобы справиться с этим. Пусть ненадолго, но сейчас довольно было и небольшой передышки.
«Опять эта комната. Я уже проснулся? Похоже на то… И вновь мне было очень плохо сразу после пробуждения. Случайность? Вряд ли, по крайней мере, я в такие случайности не верю. Но что же тогда? Что они тут творят, черт возьми?! Что они со мной делают? Не нравится мне все это…»
Из здания Компании он вышел с твердой уверенностью больше сюда не возвращаться. Отис не сомневался в этом решении, оно казалось непоколебимым, но… Когда Солнце вновь явило Земле свой лик, мистер Кайве стоял перед стеклянной дверью, за которой открывался просторный холл, и ждал.
На войне как на войне
Цепочка пехотинцев в темной форме выдвинулась вперед. Издалека они очень сильно походили на игрушечных солдатиков, с которыми имел дело любой мальчишка в подобающем возрасте, вот только, в отличие от детского развлечения, эти темные фигурки убивали. И умирали.
Ладони Отиса мгновенно вспотели, палец нерешительно елозил по спусковому крючку автомата. Он еще никогда не стрелял по людям, а из оружия держал в руках только кухонный нож. Тело пробила легкая дрожь, противник все приближался, а Отис никак не мог побороть внутренний протест, возникающий при мысли, что ему придется открыть огонь на поражение по живым существам. Уже послышались первые робкие выстрелы, солдаты в темной форме стреляли наугад, стремясь скорее напугать, заставить открыться, обнаружить свои укрытия. Они понимали, что с такого расстояния прицельно бить почти невозможно.
И они были бы правы. Вот только у обороняющихся имелись снайперские винтовки.
Выстрел прозвучал как глухой щелчок, с таким звуком ломаются сухие ветви, затем еще один, и еще. Атакующие, словно наткнувшись на невидимую стену, замерли, затем быстро рассыпались по сторонам, укрываясь за деревьями, камнями, за мельчайшими неровностями местности. Правда, сделать это успели не все — несколько тел неподвижно лежали на зеленой траве.
Ничего страшного. Допустимые потери.
Снайперы прекратили стрельбу, противник тоже затаился.
— Сейчас подмогу вызовут, черти… — сосед Отиса, светловолосый молодой парень с открытым лицом, снял кепку и вытер выступивший на лице пот.
— Подмогу? — переспросил Отис, на время забыв о своих сомнения.
— Угу. Щас как вдарят по нам из минометов…
— И ты так спокойно об этом говоришь?!
— А как об этом говорить? — светловолосый недоуменно воззрился на него. — Парень, ты как первый раз замужем. Я понимаю, что ты в этих делах пока еще совсем новичок, но это война. Ясно?
— Ясно…
Дальше они сидели молча… А потом было не до разговоров — начался обстрел. Мины падали смертоносным дождем, взрывались с оглушительным грохотом, сея окрест тучи осколков и вздымая серую пыль, щедро перемешанную с комьями земли, да опавшими листьями. Отис почти оглох и не мог ничего толком рассмотреть, он лежал в небольшом окопчике, сжимая свой автомат, словно тот мог спасти от взрыва или шального осколка. Ему казалось, все это длилось очень долго, но на самом деле прошло не больше минуты после первого залпа, когда артиллерийский огонь стал заметно ослабевать. Клубы пыли потихоньку развеивались на ветру и Отис, устремив взгляд вниз, заметил, что атакующие солдаты подобрались, пользуясь моментом, совсем близко.
Настолько близко, что попасть по ним можно было даже с закрытыми глазами.
— Стреляй! — светловолосый, с лицом, выражавшим крайнюю