Отис зажмурился, направил автомат вниз и судорожно нажал на курок. Оружие разразилось длинной злой очередью, смолкшей лишь тогда, когда в магазине не осталось патронов…
— А ты не так плох… Даже подстрелил одного из этих гадов, — светловолосый лукаво улыбнулся. — Сработаемся…
Отис пропустил слова соседа мимо ушей. Его трясло, в душе словно кто-то потоптался грязными сапожищами, очень хотелось выпить, но из того, что можно пить, была лишь простая вода в фляжке на поясе. Просить у кого-то из рядовых, даже у светловолосого соседа, не хотелось. Хотелось ругаться. Матом. Отис отвернулся и стиснул зубы.
Никогда еще ему не было так мерзко.
Ощущение лишь усилилось на собрании, организованном старшиной, когда стало ясно, что атака окончательно отбита.
— …мы занимаем стратегически важную позицию — сразу за нами открывается прямая дорога на столицу. Да, врага можно остановить и там, на подступах к городу, но, как назло, места там равнинные, а, учитывая подавляющее превосходство неприятеля в технике… сами все понимаете, — лысый старшина вздохнул. — Мы должны задержать их. У врага почти две тысячи пехоты, сотня танков и минометная батарея. Вроде бы и не так много, но хватит, чтобы и мокрого места от нас не оставить.
— Какие у нас шансы? — это светловолосый знакомец Отиса. Перешел сразу к делу, без лишних предисловий.
— Шансы… Шансы крайне малы, — старшина сделал несколько отметок на засаленной карте и принялся ожесточенно грызть куцый карандаш. — Хотя позиция у нас очень хорошая — слева болото, справа овраги, а сами на вершине холма. Обзор отличнейший, если они попрут через овраг, положим половину их пехоты, не меньше, и они это прекрасно знают. Поэтому атаки с той стороны можно не ожидать, правда, пару засад я все равно поставлю.
Что с болотом… Там они тоже не пройдут. Без карт, без проводника… Короче, утонут с концами, если сунутся. А они не дураки, это передовой отряд, их задача проложить дорогу основным силам, но не умирать. Умирать придется нам.
Старшина мрачным взглядом окинул своих подчиненных.
— Слева они не пройдут, справа тоже. Они попрутся прямо, будут атаковать в лоб всеми силами после массированного артобстрела. Сначала пехота, за ней танки. Нас просто проглотят и нужно сделать, чтобы они подавились.
Не люблю так говорить, но… отступать нам некуда, да и нельзя… Все, совещание окончено, можете расходиться по своим позициям, конкретные указания получите чуть позже. Все свободны.
— Постойте, сэр! — опытный вояка удивленно воззрился на того, кто додумался нарушать уставом и годами закрепленный порядок, в миру именуемый субординацией. Этим кем-то оказался Отис Кайве.
— Ну? — голос старшины недвусмысленно намекал «Свалил бы ты парень в свой окоп и молчал в тряпочку. Не до тебя.». Отис намек полностью проигнорировал и ляпнул то, от чего у всех присутствующих глаза на лоб полезли.
— А почему мы не можем отступить? — в глазах солдат читалась откровенная враждебность, лысый командир нахмурился еще сильнее. Но, несмотря на общее неодобрение, Отис продолжил. — Мы ведь все равно погибнем зазря! А если избежать боя, то потом можно причинить врагу больше вреда…
Ответом было гробовое молчание, нарушаемое щелчками затворов. Умом Отис понимал, что говорил правильные вещи, вот только даже ему казалось, что сейчас такие слова неуместны… Страсти накалялись и рано или поздно должен был произойти взрыв. Ситуацию разрядил старшина.
— Слушай, пацан, — голос оставался противоестественно спокойным, что мигом охладило некоторые чересчур горячие головы, а Отис испытал непонятные угрызения совести. — Можешь сколько угодно рассуждать о том, как лучше, а как хуже. Но мы останемся. Останемся и остановим врага, пусть даже ценой жизни… Ты же уходи, если хочешь. В спину тебе стрелять не станут, хотя стоило бы, а потом, как бы не закончился бой, мы уже будем мертвы, и некому будет рассказать о твоем предательстве. Уходи. Или оставайся. Да, да, можешь остаться. Я же вижу — ты просто дурак, молодой дурак. Если расстреливать каждого молодого дурня — кто воевать будет?
В общем… я философию разводить не буду, а дам тебе три секунды на раздумья. Ты остаешься или уходишь?
— Я остаюсь, — выдавил из себя Отис, щеки которого горели огнем. Ему было нестерпимо стыдно за свои слова.
Старшина внимательно посмотрел в глаза нарушителя порядка.
— Всем разойтись! А ты, парень, останься на минутку. Потолкую с тобой немного. Да ты не бойся! Я зла не держу за твои слова.
Он поманил Отиса пальцем.
— Я прекрасно тебя понимаю. Тебе страшно, очень страшно. И мне страшно, поверь. Даже еще больше, потому что я знаю то, чего не знаешь ты, потому что я видел такое, чего предпочел бы не видеть. На войне без страха нельзя, тот, кто ничего не боится, долго не проживет… Но какого черта ты трясешься за свою шкуру, словно какая-нибудь девка?!
Гневная тирада старшины повергла Отиса в некоторое замешательство. В самом деле — почему? Ведь он никогда не испытывал особого страха перед смертью…
— Ладно, парень, вижу тебе надо поразмыслить малость. Иди в свой окоп, а напоследок я вот что скажу… Живи, пока живешь. Послушай старика.
— Старика?
— Да-да. Ты не смотри, что на вид мне тридцатник с хвостиком. Возраст, он ведь не внуками и правнуками измеряется… А тем, что уже прожил, тем, что уже не страшишься конца, тем, что уже не жаль… Ладно, иди. Отдохни, еще пара часов у нас есть…
Светловолосый верно истолковал расстроенный вид Отиса и не стал пенять тому на слова, сказанные в минуту слабости. Вместо этого протянул свою фляжку.
— Глотни чуток. Полегчает.
Отис не стал привередничать, на самом деле он был очень признателен этому простому солдату, который предпочел забыть ту неприятную ситуацию и предложил пусть нехитрую, но помощь. Алкоголь обжег горло, Отис с силой выдохнул, а потом несколько секунд дышал носом.
— Крепкое пойло!
— А то! — светловолосый рассмеялся. — Мне мама присылает. Они с сестрой в деревне остались… Вот посмотри.
Из потрепанного солдатского мешка на свет появилась старая фотография.
— Вот мама, а вот сестра. Правда, красивая? — лицо солдата приобрело какое-то нежное выражение, заметив взгляд Отиса, он смутился. — Я очень скучаю по моим родным… Ведь больше у меня никого нет, да и они — как там без меня? Все жду, когда же эта война закончится, и я вернусь домой…
Отису хватило такта не говорить правду, а лишь улыбнуться в ответ и сказать.
— У тебя красивая сестра… А домой ты вернешься, обязательно.
— Спасибо…
Заходящее солнце отсчитывало последние минуты покоя, горизонт уже начал окрашиваться в багровый, а два человека в соседних окопах продолжали неспешный разговор…
— …почему ты здесь? Только не говори про долг перед родиной, это лишь слова.
— Не буду. Ведь действительно не долг перед родиной привел меня на войну,