Люси покачала головой:
– Я немедленно скажу тебе, Вивьен, как только что-нибудь узнаю.
– Когда.., когда же это будет?..
– Может быть, сегодня. – Люси старалась казаться спокойной. Она не хотела показать, что задержка ответов ее тоже беспокоит. Вчера вечером она снова разговаривала с доктором Пирсоном.
Самой ужасной была эта неизвестность. Ожидание угнетало не только Вивьен, но и ее родителей, немедленно приехавших из Орегона.
Убедившись, что ранка на колене у Вивьен после биопсии заживает хорошо, Люси ласково сказала девушке:
– Постарайся думать о чем-нибудь другом, если можешь. Девушка слабо улыбнулась.
– Но это так трудно.
Уже у самой двери Люси сказала:
– Кстати, к тебе гость.
Майк проскользнул в палату, как только Люси вышла.
– Я минут на десять. И все они твои, – целуя ее, шепнул он. – Нелегко тебе.., ждать?
– Это ужасно, Майк. Я готова к худшему, только бы поскорее кончилось, чтобы больше не ждать, не думать… Он пристально посмотрел на нее.
– Как бы я хотел что-нибудь сделать для тебя, Вивьен. Помочь тебе…
– Ты и так мне помогаешь, Майк. Тем, что ты есть, что приходишь ко мне. Я не знаю, что бы я делала, если бы… Он легонько прижал палец к ее губам.
– Не надо, не говори так. То, что я здесь, с тобой, учти, было давным-давно предопределено там, в космосе. – И он улыбнулся своей широкой мальчишеской улыбкой. Но он-то знал, какой страх и какое отчаяние терзают его самого. Майк, так же как и Люси Грэйнджер, прекрасно понимал, что означает задержка с ответом.
Однако он был рад, что Вивьен хотя бы улыбнулась. Он принялся болтать разную чепуху веселым беспечным голосом и почти развеселил Вивьен.
– Какой ты хороший, Майк. И я так люблю тебя.
– Еще бы! – Он поцеловал ее. – И мне кажется, я твоей маме тоже понравился.
– Да, я совсем забыла спросить. Все в порядке? Что было, когда вы ушли вчера?
– Я проводил их в отель. Мы посидели еще немножко, поболтали о том о сем. Твоя матушка все больше молчала, а вот отец прощупал меня как следует: а ну посмотрим, кто собирается отнять у меня красавицу дочь?
– Я скажу ему сегодня.
– Что скажешь?
– О, я сама еще не знаю. – Она взяла Майка за уши и притянула к себе. – Скажу, что у моего любимого рыжие вихры, в которые так приятно запускать пальцы, они мягкие, как щелк… – И она ласково растрепала его шевелюру.
– А еще?
– Еще скажу, что хотя он и неказист на вид, но у него золотое сердце и он обязательно будет блестящим хирургом.
– Может, лучше сказать “выдающимся”?
– Хорошо, скажу так.
– А дальше?
– А дальше поцелуй меня.
Люси Грэйнджер постучалась в дверь кабинета главного хирурга и, не дожидаясь ответа, вошла.
Кент О'Доннел поднял голову от бумаг, разложенных на столе.
– Здравствуй, Люси. Садись. Устала?
– Немного. – Она тяжело опустилась в кресло у стола.
– Сегодня утром у меня был некий мистер Лоубартон. Хочешь сигарету? – Обойдя стол, он присел на ручку ее кресла и протянул ей портсигар.
– Спасибо. Да, это отец Вивьен. Ее родители приехали вчера. Они меня не знают, и, разумеется, это их беспокоит. Я сама посоветовала мистеру Лоубартону поговорить с тобой.
– Я это сделал, – сказал О'Доннел. – Я заверил его, что его дочь в самых надежных, самых опытных руках. Он был вполне удовлетворен.
– Спасибо. – Люси неожиданно обрадовали эти слова.
– Не стоит. – О'Доннел улыбнулся. – Я сказал только правду. А теперь рассказывай по порядку.
Люси вкратце изложила историю болезни, предполагаемый диагноз и сказала, что ответов от специалистов до сих пор нет. Это ее очень тревожит.
– Сколько, ты сказала, девочке лет?
– Девятнадцать. – Люси внимательно следила за лицом Кента. Она прочла в нем понимание и сочувствие. Сколько тепла и симпатии было в его голосе, когда он только что высоко оценил ее как хирурга. Почему это так важно для нее? Она вдруг поняла, что любит этого человека, что просто сама боится признаться себе в этом. Почувствовав внезапную слабость, Люси испугалась, что выдала себя и О'Доннел все понял.
Но он неожиданно поднялся и извиняющимся тоном сказал:
– Прости, Люси, я очень занят. Дела. – Он улыбнулся. Как всегда.
Люси встала, чувствуя, как отчаянно бьется сердце. Открывая ей дверь, О'Доннел легонько обнял ее за плечи. Это был ничего не значащий дружеский жест, но Люси совсем растерялась.
– Держи меня в курсе, Люси. И если ты не возражаешь, я взгляну сегодня на твою больную.
– Разумеется. Она будет только рада, и я тоже, – овладев собой, сказала Люси.
Вернувшись от Вивьен в патологоанатомическое отделение, Майк Седдонс внезапно почувствовал облегчение, будто кто-то снял с него давивший его груз тревоги и опасений. Жизнерадостный и беспечный по натуре, Майк не мог долго находиться в непривычном для него нервном напряжении. Он вдруг поверил, что все будет хорошо. Это состояние легкости и оптимизма не покидало его и тогда, когда он начал ассистировать доктору Макнилу при очередном вскрытии. Вот почему он по привычке начал рассказывать анекдот, которых знал множество, а затем вдруг попросил у Макнила сигарету. Тот, не отрываясь от работы, кивком указал на свой пиджак, висевший в дальнем конце секционного зала.
Раскуривая сигарету, Майк громким голосом досказал анекдот, и Макнил от души расхохотался. Но не успел его смех умолкнуть под гулкими сводами зала, как открылась дверь и вошел Дэвид Коулмен.
– Доктор Седдонс, прошу вас погасить сигарету, – услышал Майк тихий, но твердый голос. Он обернулся.
– А, доброе утро, доктор Коулмен. Простите, я вас не заметил.
– Погасите сигарету, доктор Седдонс, – уже ледяным тоном повторил Коулмен.
– О, конечно, пожалуйста… – Майк не вполне еще понимал, чего от него хотят, и направился с сигаретой прямо к анатомическому столу.
– Нет, не сюда. – Слова прозвучали резко, как щелканье хлыста. Седдонс пересек зал и наконец нашел пепельницу.
– Доктор Макнил!
– Да, доктор Коулмен, – тихо ответил Макнил.
– Анекдоты и смех в анатомическом зале во время вскрытия неуместны. Будьте добры помнить, что вы на работе. Благодарю вас, джентльмены, продолжайте вашу работу. – Коулмен кивнул и вышел.
– Здорово он нас, а? – сказал Седдонс.
– И поделом, как мне кажется, – с досадой произнес Макнил.
Убирая свою квартирку, Элизабет Александер подумала, что им обязательно следует купить пылесос – эта щетка никуда не годится. Надо сказать Джону. Пылесосы теперь не так дороги. Как все же надоедает постоянно отказывать себе в самом необходимом! Джон, возможно, прав. Нельзя все время экономить, Джону незачем учиться дальше, он и так неплохо зарабатывает. Медицинский факультет – это еще четыре года лишений, а потом стажировка в больнице, специализация, если Джон решит выбрать какую-нибудь одну область медицины. Стоит ли все это таких жертв? А ребенок? Чем больше Элизабет думала о будущем, тем меньше знала, что все-таки делать. Может быть, стоит пожить