– Что там с мадам миллионершей? – спросил он по-испански жандармов, которые уже оттащили трупы в кювет и убрали передвижной шлагбаум.
В слабом сиянии ущербной луны Фалько видел, как они проворно сняли мундиры и забросили их в кусты на обочине.
– Все еще без чувств, – сказал маленький.
Фалько удовлетворенно кивнул:
– Когда очнется, ее – если, конечно, она не водит машину – ждет славный моцион.
Послышался смешок:
– Так и так придется размять ноги – мы прокололи шины и перерезали шланг бензонасоса. Славно, а?
– Замечательно.
– Расчет на то, что когда она доберется до дому или до телефона, вы уже будете в Ируне.
Фалько достал портсигар, серебряную зажигалку «паркер-бикон» и закурил.
– Справились отлично, – одобрительно сказал он, выпуская дым.
– Девчонка эта твоя тоже показала себя молодцом, – кивнул маленький.
– Да.
– Большим молодцом.
Фалько поднес огонек зажигалки к циферблату часов.
– Пора сматываться, – заметил он. – Тебе нужно что-нибудь?
– Нет. Все в порядке.
– Тогда счастливого пути.
– И тебе того же, прелесть моя.
Прежде чем погасить зажигалку и двинуться к автомобилю, Фалько еще успел заметить лягушачьи глаза и жестокую улыбку Пакито-Паука.
До границы оставалось двенадцать километров. После Сен-Жан-де-Люз шоссе запетляло меж сосновых рощ вдоль крутых обрывов, под которыми поблескивало гагатом серебристо-черное море. Фалько и Малена молчали с той минуты, как отъехали от жандармского поста. Он раскурил две сигареты – ей и себе.
– Хочешь, сменю тебя?
– Нет. Я не устала.
На лице ее дрожали отблески фар. Она держала руль обеими руками, зажав сигарету в зубах.
– Я никогда прежде не видела, как убивают, – сказала она.
Снова наступило молчание. Фалько курил и смотрел на освещенное фарами полотно дороги, на убегающие назад бело-красные столбики ограждения.
– И даже представить себе не могла, что это происходит так.
– Как «так»?
– Так обыденно. Всегда думала – чтобы решиться на убийство, нужен какой-то порыв, страсть… А оказалось почти бюрократической процедурой.
Она чуть сбросила скорость, лихо вписываясь в закрытый поворот. Взвизгнули шины, и Фалько подумал, что Сологастуа, наверно, сильно растрясет в багажнике. Если, конечно, он еще не очнулся.
– А ты был так спокоен… Ты всегда такой?
– Нет.
– Не верю, что отца и Иньиго, моего брата, тоже убили подобным образом. Мне легче представить себе разъяренный сброд… Орду коммунистов… И всякое такое.
– Может быть, – кивнул Фалько. – По-разному убивают.
– Поглядев на тебя, каждый скажет, что ты знаешь все способы убийства.
Последовала новая пауза. Повернувшись к девушке, Фалько с интересом принялся рассматривать ее.
– А ты бы смогла в случае надобности?.. Спустила бы курок?
– Наверно… – Она пожала плечами, укрытыми шалью. – В конце концов, я монархистка.
Снова помолчали.
– Республика сумасшедших и убийц ввергла страну в хаос. Марксисты готовили свою революцию, а мы – свою и опередили их… Ты где был восемнадцатого июля?
– Не помню. Тут где-то околачивался.
На этот раз голову повернула Малена, стараясь определить, всерьез он говорит или это сарказм. Потом вновь уставилась на дорогу. Опять взвизгнули шины на очередном повороте. Слава богу, покрышки новые, подумал Фалько, ухватившись за поручень над окошком. Удалось по случаю поставить мишленовские.
– На этой войне я солдат, – проговорила она минуту спустя. – Как и ты… Как и два этих товарища, переодетые жандармами.
Фалько усмехнулся про себя. Тот, кто называет Пакито-Паука товарищем, совсем плохо знает эту личность. Пакито, благоухая брильянтином и розовой водой, приехал на юго-запад Франции неделю назад, когда операция вступала в завершающую фазу. Праздных и лишних вопросов не задавал и готов был выполнять приказы.
– Может быть, и мне когда-нибудь доведется, – сказала Малена задумчиво.
– Убивать? – спросил Фалько и услышал ее негромкий смех.
Сигарету она держала двумя пальцами, обхватив руль левой рукой, а правой переключала скорости.
– Умирать.
Фалько глубоко затянулся. Малена время от времени поглядывала на него, продолжая внимательно следить за дорогой. Шоссе теперь шло под уклон и больше не петляло. Обрывистые склоны остались позади, свет фар скользил по соснам, четко выделявшимся на фоне лунного сияния.
– Я не мстить пришла, – пробормотала она после долгого молчания.
Покрутив ручку, приспустила стекло. Выбросила сигарету, и поток воздуха рассыпал по салону сноп искорок.
– И примкнула к тем, кто готовил восстание, задолго до казни отца и брата. Для меня это крестовый поход против безбожных марксистов и сепаратизма.
Фалько безразлично кивнул. Показались первые дома Андая и дорожный указатель с названием городка.
– Сознание того, что ты причиняешь им вред, сильно помогает, – произнес он без выражения и как бы подводя итог.
– Сознание того, что ты причиняешь вред… – повторила Малена, хлопнув по ободу руля. – Звучит неплохо. А когда ты убиваешь, совесть потом не мучает? Или ты слишком много убиваешь? И можно ли убивать слишком много? Такое вообще бывает?
Фалько помолчал несколько секунд, делая вид, что раздумывает. На самом деле думать ему было не над чем.
– Можно, – сказал он наконец.
– А неприятные воспоминания бывают?
– Иногда.
– Я спрашиваю себя, как ты несешь бремя такого…
Фалько погасил сигарету в пепельнице на дверце и выбросил окурок.
– Легко несу.
Малена заговорила не сразу.
– Странный ты тип, тебе это известно? – со вздохом произнесла она. – Вселяешь тревогу, точнее говоря. Думаю, мне лучше не работать с тобой.
– Тебе предстоит еще одна нелегкая процедура.
– О чем ты?
Фалько показал вперед – туда, где фары в этот миг высветили надпись по-французски: «Таможня». Потом вытащил из ящика «браунинг», проверил, дослан ли патрон в казенник, и сунул оружие обратно.
– Приехали.
Слева от шоссе рядом с зажженным фонарем стояла жандармская караульная будка. Справа точно такой же освещал белое здание таможни. В нескольких метрах за красно-белым опущенным шлагбаумом тянулся темный и прямой «Всемирный мост», а на другом конце виднелись в отдалении огни испанской таможни.
– Мотор заглушишь, только если прикажут, из машины не выходи, – распоряжался Фалько. – Возникнут сложности – жми на газ, сноси шлагбаум и дуй без оглядки на ту сторону.
– А ты?
– Это не твоя забота. Если что пойдет не так – сделаешь, что я сказал, со мной или без меня… Поняла?
– Поняла.
Жандарм возле караулки помахал фонарем, и Малена затормозила метрах в десяти от шлагбаума. Фалько насчитал рядом еще троих жандармов: один стоял у шлагбаума, двое – в дверях таможни.
– Погаси фары и опусти стекло.
Малена повиновалась, не выключая мотора. Жандарм подходил слева. Фалько, пока горели фары, успел различить сержантские шевроны.
– Добрый вечер, – сказал жандарм по-французски. – Ваши документы.
Перегнувшись, Фалько подал в окошко два паспорта. Вымышленные имена, несуществующие адреса в Сан-Себастьяне, но фотографии настоящие. Паспорта не новые, со всеми печатями и штампами и подозрений вызывать не должны. Сеньор и сеньора Уррутиа. Хорошо одетая, подкатившая на хорошем автомобиле респектабельная буржуазная пара. Им явно нечего скрывать.
– Припозднились, – заметил жандарм по-испански, при свете фонарика проверяя документы. – Откуда следуем в столь неурочный час?
– Из казино в Биаррице, – невозмутимо ответил Фалько.
И, не отводя глаз, встретил пронизывающий взгляд из-под козырька кепи.
– Сопутствовала ли вам удача? В выигрыше или продулись? – спросил жандарм.
По-испански