— Золотко моё, да разве я могу бросить тебя и Лизабет тоже!
Однажды Мадикен заходит к Нильссонам в Люгнет (что означает «спокойствие» — так называется их маленькая усадебка), чтобы посмотреть, чем занят Аббэ. Девочка немного сердита на него за то, что он заставил её понапрасну прыгать на одной ножке, но Аббэ оправдывается:
— Если бы ты знала, до чего потешно было тогда на тебя смотреть, то не стала бы завидовать, что я маленько повеселился.
Да разве можно долго сердиться на Аббэ? Конечно, нет.
Если сегодня кто и сердится, так это дядюшка Нильссон. Как только Мадикен входит в кухню к Аббэ, она замечает, что там начинается ссора, и ссорится семейство, как обычно, из-за денег.
— Да не можем мы заплатить, ты же знаешь, так что прощай, комод — вздыхает тётушка Нильссон.
А дядюшка Нильссон стучит кулаком по столу и кричит:
— Да, да, да, я уже слышал об этом! Я не глухой, как тебе, наверное, кажется.
Постепенно Мадикен узнаёт, что всё это значит.
— Приспело время снова платить по займу, — объясняет Аббэ.
Ага, теперь Мадикен ясно, в чём дело. Оказывается, дядюшка Нильссон давно ещё, когда покупал Люгнет, занял деньги у фабриканта Линда и теперь каждый год выплачивает ему в счёт долга по двести крон.
— Но ты ведь знаешь папашу, — говорит Аббэ.
И вот теперь Линд взял да и заявил, что придёт как раз сегодня вечером за своими двумястами кронами. Если же он их не получит, то устроит «взыскание судебным порядком и опись имущества». О таком ужасе Мадикен никогда прежде не слышала. А. поскольку у дядюшки Нильссона нет двухсот крон, то, значит, вместо денег могут забрать его комод. Не удивительно, что он так сердится! Ведь комод — самое дорогое, что у него есть, да это и единственная изящная вещь из всей домашней меблировки. Когда-то комодом владела прапрабабушка Аббэ, та, которая оставила рецепт кренделей.
— Пеняй на себя, — говорит тётушка Нильссон — Мы могли бы и не быть такой жуткой голытьбой, если бы ты не разбазаривал каждый наш грош вместе с теми лоботрясами из «Весёлой Чарки».
«Весёлая Чарка» — это маленький шумливый кабачок, куда дядюшка Нильссон частенько захаживает выпить, услышала однажды Мадикен от Линус-Иды.
Но лучше бы тётушка Нильссон не говорила таких слов. Потому что если дядюшка Нильссон и был сердит раньше, то всё же его прежний гнев — пустяк по сравнению с тем, что происходит с ним. сейчас.
— И зачем только я женился на таком Злодиолусе? — вопит он, ударяя себя по лбу.
Тётушка Нильссон сидит на диванчике в кухне и читает газету, а дядюшка Нильссон смотрит на жену так, словно перед ним по меньшей мере змея.
— Неужели и впрямь не нашлось болвана, который захотел бы жениться на тебе до того, как ты притащилась сюда и выскочила за меня замуж? — удивляется он.
— Да нет, был один, — спокойно отвечает тётушка Нильссон.
Дядюшка Нильссон прямо дрожит от гнева.
— Почему же ты тогда не вышла за него?
Тётушка Нильссон смеётся:
— Именно это я и сделала!
Она имеет в виду, что дядюшка Нильссон как раз и оказался тем самым болваном, а такое слышать он не желает.
— Никто не смеет называть меня болваном в моём собственном доме! — рычит он.
И начинает натягивать на себя пальто и шляпу, собираясь уходить. Хорошо, что он уходит, думает Мадикен, потому что ей так страшно, когда люди ссорятся.
— Ты куда? — спрашивает тётушка Нильссон мужа.
Нет, вы только подумайте, она ещё осмеливается спрашивать!
Дядюшка Нильссон строго смотрит на неё.
— Сколько раз можно повторять, что умная жена никогда не задаёт мужу подобных вопросов?!
— Да уж конечно, не задаёт, — говорит тётушка Нильссон — Ну что ж, привет твоим собутыльникам из «Весёлой Чарки»!
Мадикен перепугалась бы ещё сильнее, если бы Аббэ не стоял спокойно рядом и не месил бы тесто. Его нисколько не волновало, что дядюшка Нильссон сердится. Но вот тесто готово, Аббэ кончает его месить и теперь тоже хочет кое-что сказать.
— Знаешь, папаша, ну вот, к примеру, умный мужчина, ну разве он затеет без причины склоку и дрязги с собственной женой, а? Разве затеет?
Какой мужественный поступок, думает Мадикен, глядя на Аббэ. Дядюшка Нильссон уже держится за дверную ручку, но тут он оборачивается к своему чаду и горестно качает головой.
— Сын мой, умный мужчина никогда не женится, запомни это, пока ещё не поздно.
— Да-а, ты и впрямь глуп, бедный мой папашечка — с сожалением произносит Аббэ. И дядюшка Нильссон уходит.
Тётушка Нильссон грустит, но всё-таки оправдывает дядюшку Нильссона. Она всегда так поступает.
— Жаль мне его. Ведь комод — самое красивое, что только есть у нас в доме, потому отец так на меня и осерчал.
— Не, — возражает Аббэ, — самое красивое, что только есть у нас в доме, это ты, мамулечка. Даже если ты иногда тоже делаешь глупости.
— Да, я и впрямь глупая, — соглашается тётушка Нильссон. — И ленивая, — добавляет она, подумав. — Хотя не такая уж ленивая, как наш папаша.
И она снова погружается в газету. Газету тётушка Нильссон получает бесплатно от папы Мадикен и читает её от корки до корки.
— У тебя умный папа, дитя моё, — говорит она Мадикен — И, поди ж ты вот, понимает бедняков.
Но потом тётушка Нильссон, кажется, замечает в газете что-то особенно интересное, потому она и не произносит больше ни слова, а лишь читает, читает и читает.
Мадикен с Аббэ идут взглянуть на комод, который стоит в горнице. Он такой красивый и блестящий, с мраморной пластиной.
— Прощай, комодик, — говорит Аббэ, и вид у него совсем не весёлый.
Потом он показывает Мадикен своих кроликов. Они живут у него в клетке перед дровяным сараем. Два кролика. Мамаша и Папаша — так Аббэ окрестил их. Папаша — коричневый, а Мамаша — серая. У них скоро появятся детишки, чему Мадикен очень рада.
— Знаешь, только как-то странно вышло, — объясняет Аббэ — Детишки-то будут у Папаши, а не у Мамаши. Расскажи об этом твоему папе. Неплохая бы вышла статейка для его газеты. А заголовок можно дать такой: «Чудо природы во дворе у Аббэ Нильссона».
Мадикен с сомнением спрашивает, а может, Аббэ неправильно окрестил кроликов и надо просто переокрестить их заново, так, чтобы Папаша стал Мамашей, а Мамаша — Папашей. Но об этом Аббэ и слышать не хочет.
— Окрестил так окрестил. Что бы ты сказала, если бы твой папаня взял да и переокрестил тебя заново в Карла-Фредерика?
Мадикен соглашается, что такое было бы не слишком приятно. Она помогает Аббэ нарвать листьев одуванчика для Папаши и Мамаши. И тут, в самый разгар их усердной