Марк

Возле дома Горгоны задрал голову на второй этаж, прикинул, где окно спальни вредного Ангелочка. Так и знал, свет не горит. Смылась, зараза.

В других окнах тоже свет потушен, дом небольшой, но много маленьких комнатушек. В свои прошлые три приезда на дополнительную подготовку успел заметить, что здесь много народа живет, кроме Ангелины: родители, бабушка с дедушкой. И еще странный чел на чердаке сидит и в мою сторону повернул подзорную трубу.

Помахал ему: «Привет!»

Труба отвернулась.

А ну и правильно. Поболтали и хватит.

Нажал на дверной звонок. И приготовился к строгому голосу препода, следовать в кабинет.

— Ой-й, ты уже приехал?

Вместо строгого, робким колокольчиком пролепетала никакая не препод, а дочка, открыв мне дверь.

Вот так сюрприииз. Главное, такой зверски приятный. Охо-хо.

— Мог задержаться, клювом застрял в канаве, пока лягушек ловил. Но как видишь, цел, оплеван и готов к встрече с Горг, тьфу ты, с Верой Андреевной.

Понимание, что препод может нас слышать, сдерживало от мгновенной расправы. Могу не успеть.

Ангелочка сдуло в конец просторной прихожей-гостиной.

— Мама через минутку приедет. Подожди сидя на то-ом стуле.

Показала под дверью пристраиваться.

Прислушался. В доме тихо, похоже, никого, кроме чердачного чела и Ангелочка.

— Не-ет, мне неудобно там, — еще б на подстилке ждать предложила, — Вот здесь другое дело. Как раз и разобраться не мешает.

Пристроился на диванчике рядом с вспыхнувшей девочкой.

— Делай, что хочешь, мы тебя не боимся.

Под «мы» понял троицу.

— Понятное дело. Это ведь я бояться должен. Чувствуешь, как диван задрожал? — она глянула вниз на сиденье, — Да-да, весь трясусь от страха. Скоро рухнем вместе.

Ангелок нахмурила брови домиком, отодвигаясь подальше.

Грубо наехать на вредину хотел. Собирался даже наорать. И все же, что-то мешало. Застенчиво сложенные ладошки на коленях. А может, умильное личико с распахнутыми небесно-голубыми глазами. Белокурые волосы она собрала в хвост, который вилял туда-сюда. Часто моргала, взмахивая ресницами, и нервно закусывала губы, приковывая лишнее внимание.

Все, считаю лишним. Навязчивая картинка переодевания Ангелочка тут же всплывает и бесит. Сам не пойму почему, но раздражаюсь сильнее.

— Жду объяснений, Ангелина! — отдернул себя от рассматриваний и достал чудесное послание.

Еще немного и клюв мой расплавится от обманчивой милоты.

— И что здесь тебе не понятно? — не глядя прошелестела Ангелок.

Вот! Вот! Косит под тихоню, а язвит как вредная стерва.

— Хотя бы почему я птица?

Ну вообще-то считаю себя как минимум львом. А что? Я такой.

— Не просто птица, а Коршун, — супер, отличное объяснение, — Хочешь, на гиену изменю? — вот и показала коготки тихоня. Добрая художница попалась.

— Давай, только вначале и ты станешь лягушкой. Маловато для меня приготовила. Еще одной синеглазой не хватает у левой лапы.

Там у правой три сидели, а у второй лапы, только две. Мы с друзьями потом над этим долго ржали.

— Марк, что ты хочешь от меня еще услышать? Что я жалею?

Ладно, дам шанс.

— Извинения смогу принять, если будешь убедительной. Постарайся хорошенько, вдруг получится. Ну-ну?

Закинул ногу на ногу и приготовился слушать.

Ангелина хмыкнула, стремительно подскакивая с дивана. Достала из кармана брюк свисток и свистнула три раза. Почувствовал себя в дурдоме, и сам подпрыгивая от неожиданности. Видимо, так стресс снимает, точно чокнутая.

— Не буду! Там все правда. И я не жалею, что написала.

Свисток ее взбодрил.

Раскаянье и рядом не валялось, злилась тихоня, пуская синеглазые молнии. Бесилась и краснела. Наводила на подозрительную версию.

— Понял-понял, — прислонил к груди послание дурацкое, — Ты просто влюбилась в меня. Так и скажи. Тогда тоже прощу так и быть.

— Я? Как?

— Как-как, сохнешь по мне, специально в универе выслеживаешь. Сейчас маму попросила, дать со мной время провести. Запиской пыталась зацепить.

— И зачем бы я там обзывалась? — посмотрела, как на полоумного.

Хм. В этом месте не все сходилось. Но кто как умеет.

Опять же, тихони мутные. Для них любые методы хороши.

— Я что, доказывать еще должен? — начал выходить из себя. — Самой пора понять и не надеяться. В моем вкусе другие девушки. И хватит в свисток дуть!!!

Она снова дважды оглушила. Надо же, как расстроилась.

— Мне нечего понимать, Марк. И доказать тоже не сможешь. Входные двери и то больше нравятся, чем ты.

Глянул на простенькую дверь, потом на себя. Нарывается зараза. Коршуна до деревяшки опустила.

Давал ей шанс самой признать? Давал.

Время ответки наступило.

— Нет уж, теперь я точно докажу, — не хотел, а сделаю, — Сейчас сама убедишься. Сядь только рядом для эксперимента. Ну если не боишься, разумеется. Ха-ха.

— Ни капельки не боюсь, — присела на краешке храбрая тихоня, вертя головой в поисках непонятно чего.

Я тоже огляделся — никого.

Эксперименту ничто не мешает.

— Ты… ты вообще…

Скорей утопил обрывок наезда губами, накрывая поцелуем Ангелочку рот. Напал, как тот коршун на мышь. И прижимая ее к себе, таранил поцелуем. Вначале резко, стараясь доказать, проучить, и сам не