2 страница
Тема
В эту секунду ничего больше не имеет значения.

Я идиот. Я сижу здесь и тону во всем этом, как и другие слепые и несчастные парни, которые влюбились и полностью погорели. Теперь я наконец один из них.

Тот, кем я никогда не хотел бы стать снова…

Я чувствую легкую пульсацию в висках, алкоголь действует, убаюкивает и окутывает меня, как тяжелое одеяло. Но в моих мыслях опять появляется Джун, я просто не могу выбросить ее из головы.

– Проклятье!

Я вскакиваю, хватаю стакан и швыряю его вместе с недопитым содержимым об стену за прилавком, в одно из больших зеркал и полку с бутылками.

Я слышу, как оно трещит.

Стекло бьется, ломается, падает.

Осколки. Повсюду осколки.

– Дерьмо! – снова ругаюсь я, закрываю лицо ладонями и, тяжело дыша, опускаюсь на барный стул.

Я боролся, сколько мог. Пока верил, что она втайне этого хочет. Теперь я знаю: влечение – это еще не все, потому что Джун не желает быть со мной, и я должен уважать ее решение. В конце концов, мне станет лучше. Я буду в порядке. Но в данный момент все, о чем я могу думать снова и снова: я потерял ее.

1

Каждому хочется верить, что есть какая-то причина, почему он такой, какой есть…

Джун

Некоторые вещи невозможно изменить, как бы сильно нам этого ни хотелось и как бы долго мы ни пытались. Остается только жить с этим. Жить с этим и стараться игнорировать их или же просто забыть о них. Это осознание пронзает меня каждый божий день, когда я смотрюсь в зеркало. И я ненавижу, что это так.

Вернее, нет, на то, чтобы ненавидеть, у меня уже нет сил. Я просто устала. Бесконечно, невыносимо устала. Это другое.

Вздохнув, я беру расческу и провожу ею по волосам. Они снова отросли немного длиннее, но все равно сейчас они заметно короче, чем я привыкла. Поддавшись мимолетному импульсу, я отстригла свою гриву перед приездом Энди в Сиэтл. Мои длинные локоны годами служили для меня защитой, укрывая, словно плащ от дождя. Словно верный спутник, готовый за меня заступиться, которого я, не подумав, сама у себя отняла.

Мне потребовалось несколько недель, чтобы привыкнуть к новой прическе, но потом она мне понравилась, и теперь я регулярно хожу в парикмахерскую, чтобы поддерживать длину.

Я смотрю на себя со всех сторон в зеркало, стоящее на столе. Это письменный стол, не заслуживающий такого названия. В основном я использую его как туалетный столик, так как чувствую себя в безопасности только в своей комнате. Только здесь я спокойно могу позволить себе нанести или снять макияж. Как сейчас.

Расческа падает в одну из маленьких корзинок, в которых также лежит различная помада, тушь, румяна и другие мои вещи. Я наношу крем на ладони и аккуратно – на лицо. Он нужен, чтобы подготовить мою кожу к тому, что ей приходится терпеть уже на протяжении многих лет: к слою дорогой маскирующей косметики. Конечно, так, чтобы при этом и дальше выглядеть совершенно естественно и беззаботно.

Тюбик небольшого объема стоит около шестидесяти долларов. Иногда его хватает на неделю, но только если я экономлю, не освежаю макияж и тем более не крашусь заново второй раз за день, что я сейчас планирую сделать. Итого больше двухсот долларов в месяц только за него. Если бы это были мои деньги, это было бы не так тяжело для меня, было бы по-другому. Мне пришлось бы устроиться на какую-то подработку – которую я хочу найти уже в течение нескольких недель, но все время что-то мешает, – и большая часть заработка уходила бы именно на косметику. Это было бы, конечно, нелегко, и, кроме того, тогда связь с моими родителями будет окончательно разорвана, и все, что есть у нас общего – особенно с мамой, – исчезнет. К сожалению, это единственное, что объединяет нас, и это, вероятно, одна из причин, по которой я все еще не сделала этого. Как будто у нас еще есть надежда…

Я делаю быстрый глубокий вдох, плотно сжимаю губы и шумно выдыхаю через нос.

Моя рука движется почти машинально, кончики пальцев касаются левой щеки, пробегают по ней и скулам, вниз к подбородку, по шее, скользят по левой ключице и останавливаются чуть выше зоны декольте. Если бы я закрыла глаза, то могла бы забыть, что эта часть моего тела существует. Тогда это могло бы не иметь значения. Но он там. Ярко-красный, пылающий, как огонь в темноте или разлитое вино на светлом ковре.

Отсюда и произошло его имя – пламенеющий невус, или naevus flammeus. Также называется «винным пятном». Сначала это может показаться чем-то любопытным, особенным или интересным, но это не более чем врожденное отклонение. Недостаток, который преследует меня столько, сколько я себя помню. И будет делать это вечно.

Я знаю, что пятно не стало больше за эти годы, к счастью, это невозможно. Тем не менее иногда я со страхом думаю об этом. Время от времени мне снятся кошмары, в которых пятно становится размером не меньше трех моих ладоней, оно растет и растет и в какой-то момент полностью пожирает меня, пока от меня ничего не останется.

Это сделало бы меня еще более особенной, чем сейчас… или?..

Я спешно наношу спонжем тональный крем и втираю его в кожу. Я действую аккуратно, привычно и уверенно, постепенно моя темно-красная кожа исчезает. Дорогая маскирующая косметика скрывает все, чего никто не должен видеть. И, к сожалению, все остальное – например, веснушки у меня на носу или небольшой шрам у линии роста волос. Тон легко распределяется, не оставляет пятен, а переходы между ним и ненакрашенной кожей практически незаметны.

На поиск подходящего тонального крема ушло немало времени. Такого, который не сушит мою кожу, не приводит к новому пубертату на лице, является водостойким и по-прежнему выглядит свежим вечером, после долгого дня. Такого, который скрывает все даже спустя двенадцать часов и не начинает осыпаться.

Поиск средства от моего недостатка, а затем и идеального метода его сокрытия начались для моей мамы всего через несколько месяцев после моего рождения, когда винное пятно становилось все более и более заметным. Быстро выяснилось, что оно останется и не исчезнет, как и не уменьшится в размерах при помощи лазерной терапии. В течение многих лет это не приносило ничего, кроме боли. Мои собственные поиски решения начались, когда мне было около девяти лет – возраст, в котором дети могут быть по-настоящему злыми и жестокими. Возраст, в котором моя мама поняла, что ей больше ничего не остается, как прятать меня. Что скажут люди, наши немногочисленные соседи, учителя или даже клиенты, которые вечно сами стремятся