— Что с тобой? — спрашивает Батор-Седкилту. — Почему так ходишь?
— Беда ко мне пришла! Глаз я лишился! Больше не увижу моих жирных баранов, юрты своей новой, блеска слитков серебра не увижу!
Говорит Батор-Седкилту:
— Иди прямо этой дорогой. Приведёт тебя дорога к большому камню. Притронься к камню пальцем, жди, что будет. Ступай скорее, не медли!
Пошёл Аймхай, как сказал ему Батор-Седкилту. Долго шёл, много часов шёл — наткнулся на большой камень. Прикоснулся к нему Аймхай пальцем — сразу появился правый глаз. Второй раз прикоснулся — левый глаз появился.
Ух, как обрадовался Аймхай! Сам перед собой стал хвалиться:
— Вот я какой! Могу себе глаза делать! Вот возьму сейчас — третий глаз сделаю!
С этими словами прикоснулся он ещё раз к камню, и сразу же на лбу у него третий глаз появился.
Стал Аймхай от радости прыгать, визжать:
— Ни у кого из людей нет трёх глаз, а у меня есть! Теперь Батор-Седкилту от зависти, поди, опять ослепнет!
Хотел Аймхай побежать домой, похвастаться тремя глазами перед народом, да увидел на вершине горы сад красивый. Вздумалось ему посмотреть, кто живёт в том саду. Поднялся на гору, видит — дом в саду стоит с плоской крышей, возле дома ковёр постелен. На ковре всякая еда, фрукты удивительные лежат.
Огляделся Аймхай вокруг — нет нигде хозяина.
— Вот это хорошо, — обрадовался Аймхай. — Поем сейчас как следует!
Стал он есть. Всякую еду попробовал, ничего не забыл. Солнце уже на закат пошло, а он всё ел. Когда взялся он за последний кусок баранины, откуда-то сорока прилетела. Села сорока на ковёр, яблоко клюнула. Увидел это Аймхай, швырнул в неё бараньей лопаткой:
— Пошла вон, воровка! Не для тебя еда приготовлена!
Улетела куда-то сорока, а Аймхай принялся фрукты доедать.
Так он и ел, пока ночь не наступила. Побоялся Аймхай идти ночью домой, забрался на крышу дома, заснул там крепко. Не слышал он, как на рассвете стали в сад сходиться разные звери. Увидели звери, что еды на ковре совсем не осталось, зарычали:
— Кто украл нашу еду?! Поймаем вора, — на части разорвём!
Волк понюхал воздух, заскулил:
— Здесь человечьим духом пахнет!
А медведь стал на задние лапы, посмотрел на крышу, сказал:
— Вон человек лежит. Это он всё съел!
Огорчилась рысь:
— Какая беда! В этом году тигр запретил нам трогать людей. Разве кто-нибудь из нас осмелится нарушить приказание нашего царя-тигра!
— Никто не осмелится, — ответили звери.
Вдруг с ближнего дерева взлетела сорока, покружилась над крышей, где спал Аймхай, и закричала:
— Это не человек! Это какой-то зверь неизвестный!
— Зачем врёшь, сорока? — сказал волк. — Разве ты не вйдишь, что у него две руки и две ноги? Какой же он зверь? Это человек!
— Не человек, не человек! — закричала опять сорока. — У всех людей по два глаза, а у этого три! Где ты видел человека с тремя глазами?
Тогда поднялся на задние лапы лев, посмотрел на спящего Аймхая, видит — правду сорока сказала.
— Хватайте его! — закричал лев. — Не человек это! У него три глаза!
Вскочили звери на крышу и разорвали Аймхая на части.
Счастье Ананды
тояли в степи рядом две юрты. В одной жил бедный арат2, в другой — богатый. Были у аратов сыновья. Сына бедного звали Ананда, сына богатого — Бумба.
Когда Ананде пошёл десятый год, позвал его отец и сказал:
— Ступай в город, наймись к богатому человеку в слуги. Днём прислуживай хозяину, ночью учись читать, писать. Грамотного человека несчастье боится, стороной обходит.
Прежде чем покинуть родную юрту, зашёл Ананда к соседу, стал Бумбу с собой звать ехать грамоте учиться.
Бумба махнул рукой, отвернулся, сказал:
— Не в грамоте счастье, — в богатстве. У моего отца тысяча овец. Зачем мне учиться? Я и так счастливый: ем сколько хочу!
Отправился Ананда в город, нанялся к чиновнику в слуги. Днём прислуживал хозяину, ночью, когда все спали, учился читать, писать.
Два года прошло — стал Ананда читать быстро, писать красиво.
Вернулся он к отцу, говорит:
— Как вы приказали, так я и сделал. Читать научился, писать могу.
Похвалил его отец, а когда спать стали ложиться, сказал:
— Завтра опять ступай в город. Хочу, чтобы научился ты играть на флейте. Хороший музыкант сильнее волшебника: он может заставить улыбаться злых и сделать жестокие сердца добрыми.
Не хотелось Ананде покидать отцовской юрты, но не мог он ослушаться совета старшего.
Опять зашёл он к Бумбе, опять стал звать его с собой.
— Зачем играть мне на флейте? — сказал сердито Бумба. — Я могу хоть десять музыкантов нанять, было бы только серебро да золото!
Пришёл Ананда в город, снова нанялся прислуживать чиновнику. Когда солнце заходило и чиновник ложился спать, Ананда отправлялся на другой конец города. Там жил старый музыкант. Он умел хорошо играть на флейте, но не умел читать и писать. Музыкант сказал Ананде:
— Учи меня читать, а я научу тебя на флейте играть.
Шестьсот раз заставала полночь Ананду у музыканта.
Ни дождь, ни холод, ни буран — ничто не могло его остановить. И настал час, когда старик сказал Ананде:
— Теперь ты играешь лучше меня, можешь вернуться к отцу. Спасибо тебе, что научил меня читать.
Вернулся Ананда домой; послушал отец игру его, доволен остался. А когда стали ложиться спать, сказал:
— Завтра снова ступай в город. Хочу, чтобы научился ты играть в шахматы.
Ушёл утром Ананда из родной степи, а Бумба узнал об этом и стал смеяться:
— Не любит Ананду его отец: всё время гонит из юрты!
Шестьсот дней учился играть Ананда в шахматы. Стал он играть так хорошо, что никто не мог с ним сравниться.
Счастливый и радостный возвращался Ананда домой. Но дома ждало его большое горе. Пока он учился в городе, заболел и умер старый его отец. Юрту же отцовскую разбойники захватили. Увидели разбойники Ананду, говорят:
— Сегодня на заре пойдём коней красть. Тебя возьмём с собой. Будешь нам помогать. Не поедешь, — голову отрубим.
Выехали разбойники на заре, Ананду с собой забрали. Обернулся он — видит: позади Бумба тащится. Разбойники его тоже заставили ехать. Ехали, ехали, сделали привал у озера. Посмотрел Ананда на разбойников — страшно ему стало: такие у них злые лица. И тут вспомнил он слова отца: «Хороший музыкант сильнее волшебника: он может заставить улыбаться злых и сделать жестокие сердца добрыми».
Срезал незаметно Ананда тростинку, сделал из неё флейту и заиграл грустную песню.
Хорошо играл Ананда, так хорошо, что разбойники забыли даже, куда ехали. Слушали они грустную песню, и лица их становились всё добрее и добрее. Кончил Ананда играть, разбойники закричали:
— Ещё играй! Играй, сколько можешь! Никогда не слыхали такой хорошей музыки!
Снова заиграл Ананда. Играл, пока солнце не остановилось