Я на всякий случай ещё раз кивнула.
— Тогда приходите к нам на собрание… — женщина аж съежилась, ожидая моей гневной отповеди, но я очень даже радостно сказала:
— Я приду. Спасибо!
— Придёте? — выпуклые глаза женщины стали ещё пучеглазее.
— Когда вы говорите будет собрание? — уточнила я.
— Через три дня, — растерянно пролепетала женщина. Она явно не верила, что вот так сразу же завербовала меня.
— Давайте адрес! — велела я.
Она продиктовала адрес, и мы распрощались. А я пошла делать оздоровительную ванную.
— А зачем ты согласилась? — укоризненно спросила Анжелика вечером, когда я ей рассказала о посетительнице, — они же фанатики! Мяса им есть нельзя, вина пить — нельзя, в коротких юбках ходить — нельзя, краситься — нельзя. И что это за жизнь, когда ничего нельзя⁈ Только молятся и журналы эти свои по квартирам впаривают.
— Ты не понимаешь, — ответила я Анжелике, — их центр находится в Бруклине. Оттуда их финансируют.
— И что? — скептически посмотрела на меня Анжелика.
— А то, что гуманитарку привозят из Америки.
— А! Ну да! Ты права, — согласилась Анжелика и с уважением посмотрела на меня, — ой, я бы тоже сходила! Когда там у них собрание, говоришь?
— У тебя уроки, экзамены на носу, — строго сказала я (не хватало ещё ребёнка им туда). — Я сама в разведку схожу. Может, там вся гуманитарка как одежда на этой тётке — юбки в пол и платки. Такое нам не надо.
— Не надо, — тут же потеряла интерес Анжелика и ушла к себе в комнату.
Вот и отлично.
На самом деле мне гуманитарка бруклинская была и не нужна. Мне нужен был толчок. А их эта бруклинская секта — это разветвлённая сеть контактов и связей. Именно то, что мне и нужно. Как говорится — клин клином.
Насколько я знаю, основную базу для подрыва СССР забугорные товарищи провели тихой сапой, что и не придерёшься. Причём поначалу действовали через все эти тоталитарные секты, через волонтёров «Корпуса мира», «Красный Крест», соросовские гранты для особо одарённых и талантливых обучающихся, с помощью которого они отсосали лучшие мозги за рубеж из всех бывших союзных республик, и так далее. Список можно продолжать и продолжать. Делать переворот руками изголодавшихся по колбасе и жевательной резинке людей — это даже не смешно. Это самоубийство. А вот втихушку закинуть забугорным товарищам пару информационных сюрпризов — почему бы и нет?
Пойдём на опережение.
Глава 2
— Нет, ну это хрень какая-то, а не отчёт! — уже в третий раз за пять минут выпалил Степан Фёдорович. — Нет, такой отчёт я принять не могу!
— Ну почему? — осмелилась-таки задать вопрос я (ждала-ждала, пока он выпустит пар, но вижу, что не дождусь, много там его, пара этого).
— Да потому что хрень это, а не отчёт! — вызверился Степан Фёдорович, задел рукой телефон, так, что аж трубка свалилась. Раздались длинные гудки.
В таком гневе я давно его не видела, а ведь работаю я в ЖЭКе как-никак, а уже третий день.
— Да почему хрень! — уже рассердилась я, но трубку подняла и аккуратно положила на место, — я могу сейчас все расчёты показать, и как я коэффициенты считала.
— Да зачем мне твои расчёты! — заверещал Степан Фёдорович и замахал руками, а я торопливо отодвинула телефон чуть дальше.
— А как я докажу, что всё цифры в отчёте правильные? — удивилась я.
— На кой мне твои цифры! — рявкнул Степан Фёдорович, вытер большим полосатым платком взопревший лоб и пожаловался портрету Арнольда Шварценеггера, который зачем-то висел у него на стене в кабинете, — уф, первый раз мне такая помощница нерасторопная попалась. Сил моих нету.
— Степан Фёдорович, — начала терять терпение я, — давайте, по существу. Где конкретно вы видите ошибки? Я не понимаю, что там не так. Как по мне, отчёт — идеальный.
— Говнеальный! — передразнил меня Степан Фёдорович и сердито надулся.
— Степан Фёдорович… — настойчиво повторила я, — что там не так? Объясните и я сразу же переделаю.
— Нечего там объяснять! — буркнул Степан Фёдорович, — а принять его не приму. Всё, иди!
С этими словами он буквально выпихнул меня за дверь.
Я очутилась в коридоре, в двери щелкнул замок — Степан Фёдорович заперся на ключ.
И вот как? Как мне на это реагировать? Дичь какая-то! От переизбытка эмоций, хотелось крепко выразиться. Но на работе нельзя.
— Что за шум, а драки нету? — тётя Зина, наша уборщица, посмотрела на меня с любопытством и принялась полоскать тряпку в ведре.
Не знаю почему, то ли оттого, что начало моей жэковской карьеры прошло среди дворников, то ли ещё по какой причине, но тётя Зина меня выделяла и относилась ко мне всё-таки получше, чем к остальной человеческой биомассе, работающей здесь в ЖЭКе.
— Да так, — неопределённо отмахнулась я, — начальство ругается. Пар вон выпустил. Пусть отойдёт, потом ещё раз схожу.
— Отчёт не принимает? — понятливо хмыкнула тётя Зина и шлёпнула тряпку на швабру.
Я удивилась. Потрясающе! Только-только вышла из кабинета, ещё даже отойти на три шага не успела, а уже все всё знают. Или же это была спланированная акция? Тогда зачем он меня так усиленно затаскивал поскорей работать?
— А вы откуда знаете? — с подозрением посмотрела я на уборщицу.
— Да что там знать⁈ — хмыкнула она и принялась возить шваброй по полу, — я курьерскую почту принесла и раскладывала, а вы так орали, что пол-Калинова небось слышало.
Ладно, хоть не масонский заговор, и то ладно.
— Вот такие, значит, пироги, — вздохнула я и хотела уже уйти к себе (да, да, мне полагался отдельный кабинет. Маленькая такая комнатушка, куда помещался один стол, один стул и небольшой стеллаж. Но тем не менее, это был отдельный кабинет!), но была остановлена грозным окриком.
— Погоди! — велела тётя Зина и, воровато оглянувшись, сказала, — отчёт покажи.
— Зачем? — удивилась я.
— Хочу глянуть, где ты так накосячила.
— Ну гляньте, — мне стало любопытно, что она собирается делать, и я протянула ей папку с листами.
— Так… так… так… — тётя Зина вытерла руки об свой серый халат и принялась торопливо перелистывать целыми кипами страниц.
— Так вы же не читаете, — отметила я, заглядывая ей через плечо.
— А! Ну во! — удовлетворённо сказала тётя Зина, долистав до раздела с результатами выполнения плановых показателей, — примерно так я и думала.
— Что? — я решила, что она прикалывается.
— Ты вот что,