— Сергей, — сказала я, чуть задыхаясь на ходу (длинноногие парни ходили быстро). — Я не могу разговаривать на ходу, я старая больная женщина, у меня одышка и сердце. Давай поговорим потом. А то вам меня нести придётся.
Тот понял и отстал.
Вот так. Нечего меня агитировать тут. Я и сама вас всех сагитирую.
Мы пришли к одноэтажному дому, который находился в частном секторе через четыре улицы от моего дома. Идти пришлось нормально так.
— Пришли, — сказал Сергей и первым вошел в дом. Саша пропустил меня и вошел после.
Как под конвоем, — подумала я и усмехнулась.
Дом был довольно просторным и битком набитым людьми. В основном, здесь были женщины моего возраста, но были и значительно постарше. Но что меня особенно удивило — молодежи было тоже много. Особенно почему-то парней.
В большой комнате стояли длинные столы буквой «П», накрытые цветастой клеёнкой. На столах стояли глубокие пластмассовые тарелки с мятными пряниками, конфетами и вафлями.
— Садитесь сюда, — с милой улыбкой показала мне свободное место немолодая женщина.
Я кивнула, поблагодарив, и уселась на предложенный стул. Женщина поставила передо мной большую чашку с горячим чаем. На чашке был нарисован мишка, сидящий на большом подсолнухе.
Я улыбнулась. Как в детстве. В таких чашках нам в детском саду давали кисель.
Пока суть да дело, я огляделась. Народ, в основном, уже собрался, но еще подходили опаздывающие. По центру стола сидели двое мужчин. Один совсем пожилой, в строгом сером костюме с галстуком, второй чуть помоложе, тоже в сером костюме, только без галстука.
Поймав мой взгляд, они улыбнулись мне и кивнули. Словно старой знакомой. Я кивнула им тоже.
С дальнего конца стола мне помахала лучезарная женщина, что «агитнула» меня сюда. Я ей тоже помахала. Больше знакомых, вроде как у меня здесь и не было.
Мероприятие началось для меня неожиданно. Почему-то я думала, что сейчас начнётся длинная нудная проповедь. Но нет. Вместо этого вышла молодая девушка в тёмно-синем длинном платье и белоснежной кружевной шали на голове, улыбнулась всем и запела гимн. Что-то о любви к богу и свету. Пела она очень красиво, высоким голосом, причём настолько высоким и чистым, что, когда она брала высокие ноты, у меня внутри всё аж переворачивалось и обрывалось, и хотелось плакать. И вообще она тоже была красивая, и голос её звучал хрустально и прямо брал за душу. Ей аккомпанировал парень на синтезаторе.
Когда гимн уже заканчивался, на последнем куплете, все присутствующие тоже запели, но тише. На их фоне голос девушки аж зазвенел. И это было настолько впечатляюще, что, когда песня закончилась, я минуту примерно сидела в каком-то шоке и пыталась прийти в себя и осознать, где я.
Дальше началась программа — люди рассказывали какие-то истории, чаще из своей жизни. Саша прочитал стихи собственного сочинения о Боге. Все захлопали и стали его хвалить. Он покраснел, но был очень доволен. Потом ещё пели. Потом начали писать вопросы, и лучезарная женщина прошлась и собрала их в коробочку. Пожилой мужчина в галстуке доставал по одному вопросу и обстоятельно на них отвечал, особенно напирая на то, какие плохие христиане и какие бывают у них заблуждения.
Я тоже написала свой вопрос.
И вот мужчина обстоятельно рассказал, что мы должны делать, чтобы спастись в надвигающемся Армагеддоне. Он так расписывал все те ужасы, которые будут с теми, кто не подготовился к спасению, что ему позавидовал бы сам Стивен батькович Кинг.
А затем он вытащил мой вопрос.
«Как связаться с вашей штаб-квартирой в Бруклине?» — прочитал он и над столами повисла тишина.
Вечером, вспоминая продолжение мероприятия в секте после моего вопроса, я усмехалась и как раз лепила вареники, как раздался настойчивый звонок в дверь. Как же мне все эти гости-посетители уже надоели! Хотя, может, опять телеграмму какую принесли — я торопливо вытерла руки, стащила фартук и потопала открывать дверь.
На пороге, к моему несказанному удивлению стояла… Райка.
Да-да, именно она, племянница соседки уринолюбивой Ивановны. Мало того, что она нахрапом заселилась в квартиру, пока почтенная бабулька устраняла результаты лечения народными средствами в больнице, но и затеяла против меня кровопролитную коммунальную войну.
Интересно, что ей надо?
— Что надо? — неприветливо буркнула я.
— Шоколаду! — ухмыльнулась Райка и эта её ухмылка мне ой как не понравилась
— Сладкое вредно, — я насмешливо окинула её формы взглядом, — особенно таким как ты. А вот голодания по Болотову тебе бы подошли. Поищи там у Ивановны, у неё обязательно должны быть такие записи. Хорошую клизму она уважала даже больше, чем уринотерапию.
С этими словами я уже хотела захлопнуть дверь, как наглая соседка поставила ногу в щель и не дала мне это сделать.
— Я не закончила! — заявила она мне.
У меня, наверное, челюсть отвалилась от такой наглости, потому что настроение у соседки скакнуло вверх, и она сказала:
— Слышала, твой супружник хорошо на северах деньгу зашибает…
— Хм… — нечленораздельно сказала я.
— И детей ты усыновить решила…
Я напряглась.
— Ну так вот, если не хочешь, чтобы пришла опека и забрала их в детдом, будешь мне платить ежемесячное содержание!
Она назвала сумму и мне аж поплохело — я не знала, плакать или смеяться.
— Ты дура? — спросила я.
— Дура-не дура, а прекрасно знаю, что если от соседей поступит жалоба, что над приёмными детьми издеваются, то они сразу придут и таких детей очень быстро заберут в детдом. Почти без проверки!
Она победно глянула на меня и усмехнулась.
— Так что плати!
Глава 3
Почему одни люди тяжело работают, тянутся к каким-то целям, часто буквально сутками напролёт пашут в попытке жить достойно и отложить хоть какую-никакую копейку на черный день. А другие считают, что им все должны, что они вправе отбирать что-то у других. Где правда? Где справедливость⁈ Ведь эта дрянь, Райка, замахнулась отобрать рубль у сирот. Хотя какой там рубль! Там за этот «рубль» шикарный дом купить можно и машину в придачу.
Как так можно? За эти деньги она готова сломать жизнь двум детям!
В общем, я кипела внутри, но виду, конечно, не показывала.
А сама лихорадочно думала — однозначно, шантажистам платить нельзя. Один раз даже если я и заплачу, она ведь на этом не успокоится. Будет и второй раз, и третий, и двадцать третий. А потом всё равно в опеку напишет. Просто потому что может. Власть свою показать и удовольствие от чужих неприятностей получить.
С другой стороны, отказывать, и тем более делать скандал — тем более нельзя. Напишет же. И напишет так, что потом все эти комиссии замучают. А ещё