Убрал прядку волос с моей шеи, коснулся губами.
– Прости… – шепнула я.
– За что?
– Не знаю…
Я терялась в его руках.
Его ладони гладили мой живот. Он прижимался ко мне бедрами, и все, что он хочет от меня сейчас – я чувствовала отлично.
Обычного…
– Все остальное я с тебя сейчас тоже сниму, – сказал он. Немного сухо.
Развернул меня к себе, принялся расстегивать корсет. Хмурясь, как-то удивительно серьезно. Поджав губы.
– Что-то не так? – спросила я.
Он только нахмурился еще больше. Молча. Его пальцы… чуть напряглись.
– Подожди, – сказала я. Поймала, остановила его руки. – Что не так? А то у меня чувство, что теперь ты меня боишься.
– Я? – он усмехнулся, но вышло чуть фальшиво.
– Что не так? – спросила я. – Скажи, я все сделаю.
Он мотнул головой… словно упрямый ребенок.
– Да брось, – сказала я, сама удивляясь своей смелости. – Мне ты можешь сказать что угодно.
Он сглотнул, глядя на меня. Его глаза совсем темные…
– Обними меня, – попросил вдруг.
– Что?
– Обними, – резко, почти зло.
Бог ты мой… он ведь пришел поиграть в любовь. Я ведь не откажу. Игра… Жена не любит его, любовницы… видимо, они слишком хороши, чтобы просто обнять. А ему хочется немного тепла. От шлюхи. За деньги. Наверно, так проще всего… Удивительно, что он готов признать это.
Я обняла.
Я ведь могу подыграть ему, будет совсем, как по-настоящему. Я ведь так долго его ждала, так мечтала. И вот он пришел. Не важно, что мое сердце давно выгорело, но я могу представить, как любила бы его… сыграть.
Крепко, порывисто… я прижалась к нему всем телом, щекой к его плечу, виском к его шее.
Он замер, даже дышать перестал. Потом выдохнул… так судорожно… Выдох-вдох…
Взял меня за плечи, чуть отстранив, и тут же склонился ко мне, коснулся, прижался губами к моим губам. Зажмурившись, отчаянно.
Я целовала его, словно любила всю жизнь. Так, как никого и никогда. Так, как и представить не могла. Я умею целовать.
Главное, не заиграться самой. Главное – понимать…
Стянула жилет с него, рубашку… он – все оставшееся с меня. Чулки – так безумно нежно… мои штопанные чулки… все равно. А у него ботинки на высокой шнуровке… я села на пол расшнуровать. Он так смотрел на меня… я глупо улыбалась. Пальцы не слушались.
А вот белье на нем – его собственное. Это так смешно, когда трусы явно дороже, чем брюки. Заметно. И носки. И ногти такие ухоженные, даже на ногах.
Я снимала с него, и думала – только бы Миклош не вернулся раньше времени. Если он не вернулся до сих пор, то, скорее всего, приползет к утру. Но если вдруг… Впрочем, у Рикхарда наверняка есть охрана, просто она не показывается на глаза. Ему ничего не будет. А я… я как-нибудь разберусь.
Десять тысяч…
Потом Рикхард подхватил меня на руки, уложил на кровать. Молча. Мы больше не разговаривали.
У него были сильные руки… плечи – широкие… немного темных курчавых волос на груди. Он меня обнимал. Искренне. И не важно, что это только игра и только на одну ночь. Пусть так… Но сейчас ему было со мной хорошо.
У него волосы мягкие, чуть стоящие ежиком на затылке.
У него сердце так колотится…
4. Расплата
Из его постели я выскочила сама. Поняла просто, что не могу. Надо сразу вставать, иначе…
Он остался.
Он лежал, наблюдая, как я одеваюсь.
– Мэр, а если я доплачу, можно остаться до утра? И еще разок.
У меня так заныло сердце.
– Нет, – сказала я. – Хватит. Ты… Вы ведь понимаете сами. Не стоит. Вам пора идти. У меня тоже еще дела.
И голос почти не дрогнул.
– Хорошо, – сказал он. Сел. – Боитесь поверить в сказку и привязаться? – глянул на меня с такой циничной иронией. Очень горькой иронией. Он видел меня насквозь.
Я…
Я затягивала корсет, у меня пальцы сбились. Я бы покраснела, если могла.
– А вы? – самый неуместный вопрос.
Он усмехнулся.
Принялся одеваться тоже.
– Не боюсь, – сказал спокойно. – Поймите меня правильно, Мэр… и дело даже не в том, что у императора сердце должно быть из стали. Мне было хорошо с вами, правда. И в тот первый раз, и сейчас. Уж вам врать я не вижу смысла. Но это не значит, что я помнил вас все эти годы. У меня было достаточно женщин – блистательных, роскошных, готовых на все. Любых. Мне было чем заняться. Просто так вышло. Я только вернулся из Галендара, страшно устал, это так выматывает… все эти переговоры, торги, по сути. Все жилы вытянули. Вернулся домой… казалось бы, – он вздохнул. – Жена воротит от меня нос. Дети… Было проще, когда дети были маленькие, когда Лис…
Его голос дрогнул, он отвернулся. Ему потребовалось почти минута, чтобы справиться. Лис – его дочь. Была. Она погибла два года назад, несчастный случай. Ей было шесть. Старшему Хонраду сейчас пятнадцать, второму – тринадцать, кажется.
– Когда дети были маленькие, они всегда ждали меня, – глухо сказал Рикхард. – Всегда радовались приезду, кидались на шею, Аль даже визжал от радости. И все остальное казалось не важно. Потом… не знаю. Они выросли и… что-то пошло не так. Хонрад всегда был очень привязан к матери и теперь не может меня простить… Аль… Не важно, – он провел ладонью по лицу. – Тогда я пошел к Фейрин. А она закатила мне скандал. Я не привез ей из Галендара подарки, которые обещал. Вернее, привез, но какие-то не те… я, честно говоря, так и не понял разницы. Хотел поцеловать ее, а она фыркнула, что у меня замашки матроса, которому только бы одного и надо, и я не ценю ее нежных чувств. Наверно, так и есть. Не ценю. Я плюнул и ушел. Какого ж черта, твою мать!
Рикхард замолчал ненадолго, зашнуровывая ботинки.
– Потом я как-то случайно вспомнил о тебе. О том, что было, – он поднял глаза на меня. – Подумал, почему бы и нет, – так криво ухмыльнулся. – Маленькая княжна… Не знаю. Устал от всего. Даже не особенно рассчитывал найти именно тебя, было почти все равно. Просто женщину на одну ночь, которая не станет…
Он замолчал снова. Покачал головой.
– Это ничего не значит, Мэр.
Чтобы просто. Без истерик, без обязательств, чтобы кто-то сделал вид… Вот как я.
Да, это ничего не значит. Удачно подвернулась.
Так хотелось сказать ему: «Если снова захочешь, чтобы кто-то обнял – заходи. Я всегда здесь».
Так хотелось сказать: «Никогда больше не приходи сюда».
Даже не знаю, чего больше.
Он оделся, аккуратно все пуговички застегнул.
– Благодарю за приятный вечер. Действительно приятный.
Улыбнулся, так просто и искренне.
Я кивнула. Хотела ответить, но слова вставали в горле, не стала, испугалась, что подведет голос.
– Надеюсь, не стоит говорить, что лучше не называть