Целестина тоже подняла свой бокал. Агнес О’Донни как раз сидела напротив нее, и когда женщина прикоснулась своим бокалом к ее, то увидела, что черты лица Агнес вдруг стали меняться, принимая другой облик. Буквально на глазах мисс О’Донни превращалась… в Глорию Маркхам.
– Что же ты делаешь? – спросила она. Целестина сразу же узнала голос погибшей подруги. – Разве ты не видела, что со мной произошло? Ты уверена, что хочешь такого же конца, как у меня? Оставайся в Лондоне!
«Я не могу отпустить Генри одного в Ландсмоор-хауз», – мысленно ответила она.
Ее собеседница «слышала» ее «слова»:
– Ты должна образумить Генри.
«Это исключено».
– Ну, тогда он сам подписал вам приговор. Считай, что он уже виноват в том, что произойдет. Проклятие Ландсмоор-хауза станет для него погибелью!
Звон бокалов вернул Целестину в реальность. Ее бокал выскользнул из руки и упал на стол.
– Как неловко с моей стороны, – стала извиняться Целестина.
– Ничего страшного не случилось, – произнесла Агнес.
– Действительно, это же не перелом ноги, – согласился Джеймс. – Сейчас нам быстро поменяют скатерть и дадут новый бокал.
Он подал знак официанту, и пока тот устранял последствия неловкости Целестины, Агнес пристально наблюдала за женой писателя. Ей было интересно, почему Целестина так странно на нее смотрела.
* * *
Носильщик вез чемоданы и сумки Уорнеров к поезду. Генри заказал купе, так что поездка обещала быть комфортной. Он купил несколько журналов. В одном издании была опубликована статья о нем, которую он хотел почитать в дороге. Он уселся поудобнее и зажег сигарету.
Целестина знала, что ее муж с удовольствием покидал Лондон. Обычно и ей это нравилось. Она не рассказала мужу, что в ресторане «общалась» с Глорией Маркхам. Она уже и так достаточно рассказала ему невероятных вещей.
Сказать, что она нервничала – значит не сказать ничего. Женщина очень хотела успокоиться, но страх неизвестности проникал в нее все глубже и глубже. Она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
Внешне Целестина казалась спокойной, но в ее голове, не переставая, роились жуткие мысли. Она слышала, как Генри листает журнал. «Вот бы мне его спокойствие, – подумала Целестина. – Я бы тогда точно так же, как он, была уверена, что в Ландсмоор-хаузе нас не ждет ничего плохого. Но у меня не получается».
Муж отложил газету:
– Не хочешь чего-нибудь почитать?
Она отрицательно покачала головой. Читать ей не хотелось, она ни на чем не могла сконцентрироваться:
– Читай, не беспокойся, я не скучаю.
– Мы можем сходить в вагон-ресторан.
– Я не голодна.
Он снова взялся за еженедельник:
– Мне нужно серьезно поговорить с этим Джоном Боуденом.
– Он снова позволил себе пару нелицеприятных замечаний в твой адрес?
– Парень явно против меня что-то имеет, и я не могу понять, что именно.
– Не обращай внимания, Генри. Всем мил не будешь.
– Он никогда не пишет ничего про мои книги, его подколки касаются только лично меня. Мне интересно, для чего он это делает. Я ему позвоню из Ландсмоора.
– Я бы не стала этого делать, Генри. Такие вещи не решаются по телефону. Ты должен побеседовать с ним лично.
– Да, ты права, так будет лучше. Я свяжусь с ним, как только мы вернемся в Лондон. Уж я-то эту статейку не забуду.
Генри поднялся.
– Я принесу нам что-нибудь выпить, – сказал он и быстро вышел из купе.
* * *
Целестина задумчиво смотрела в окно. Уже начинало смеркаться. На небе висели тяжелые, мрачные дождевые облака.
Хотя они еще не приехали в Ландсмоор, она уже могла себе представить, как он выглядит. Ее мысли снова заполнили страх и мысли о смерти.
Если они с Генри будут держаться вместе, то с ними ничего не может случиться. «Мы будем бороться за наше счастье и за наши жизни и победим!» – упрямо подумала Целестина, и это наполнило ее уверенностью. Впервые за день тяжелое предчувствие беды отступило.
Она отвернулась от окна и пронзительно вскрикнула. Оказывается, она была не одна в купе. Здесь был тот самый старик!
* * *
Он сидел напротив нее и сверлил ее мрачным взглядом. Уже само его присутствие приводило Целестину в ужас, ее сердце бешено колотилось.
На нем был надет сильно поношенный костюм. Ворот рубашки был расстегнут, и женщина увидела красный рубец на его шее. «Как будто кто-то пытался задушить его веревкой», – испуганно подумала она.
Она с нетерпением ждала возвращения мужа. Генри должен сам увидеть, что этот жуткий старик существует на самом деле, что она его не выдумала!
В его глазах читался упрек.
– Ты все-таки поехала, – серьезно сказал он. – Хотя мы тебя предупреждали.
– Мы? – спросила озадаченная Целестина.
– Я и Глория. Этого оказалось недостаточно. Как можно быть настолько глупыми?
– Мой муж и я не нуждаемся в наставлениях и поучениях, в том числе и от вас! – резко ответила она.
– Вы совершаете самую большую глупость в вашей жизни.
– Даже если это и так, вас это не касается!
– Тебе это даром не пройдет, Целестина!
– Да кто вы вообще такой? И почему вы меня беспокоите?
Старик чуть заметно улыбнулся:
– Возможно, мне не безразлична твоя судьба.
– Я этому не верю. Какие цели вы преследуете? Как вас зовут?
– Мое имя – Эдгар Браун.
Целестина была уверена, что никогда не слышала это имя:
– Что вам нужно от меня, мистер Браун? Оставьте меня в покое!
– Загородный дом Маркхамов так и тянет вас к себе, верно? Как магнит притягивает железо…
– Возможно, – ответила женщина.
– Когда-то там было очень красиво, – сказал Браун. – Давно, когда Маркхамам еще принадлежал хлебозавод.
– Вы знали Эрнеста Маркхама?
– Да, я на него работал, – старик снова кивнул.
– Кем? – изумилась Целестина.
– Управляющим конного завода. Семья Маркхамов владела не только хлебозаводом, но еще и конным заводом. На их землях паслись роскошные лошади. Я отвечал за их разведение, фактически за всю племенную работу. Лошади были смыслом моей жизни. В те времена хлеб еще развозили на телегах, запряженных лошадьми. А когда это стало нерентабельным, хлебозавод перешел на грузовые машины. Лошадей вдруг стало слишком много. Никчемных дармоедов, как говорил Эрнест Маркхам. А когда крупная скотобойня сделала ему выгодное предложение, он тут же продал почти всех животных и оставил меня без работы. Но меня поразило не это, а тот факт, что эти восхитительные животные были безжалостно забиты на мясо.
Глаза старика вдруг заблестели.
– Но животные просто так это не оставили. Они вернулись! Маркхамы лишили их дома и жизни, но мои любимцы снова вступят в свои права! – хрипло заявил старик, поднялся и вышел из купе. Дверью он снова не воспользовался. Целестина вскочила.
– Мистер Браун! Мистер Браун! – звонко закричала она, распахнула дверь купе и выскочила