Пол Лестер, Melody Maker, 23 октября 1993 года

Мне уже доводилось слышать крики, но уж точно не такие. Это крик девушки на грани нервного срыва, одновременно радостный и страдальческий.

– Я люблю тебя, Том!

Шесть слогов, очень резкие и невероятно громкие; им каким-то образом удается перекрыть не только шум зрителей в Провиденсе, штат Род-Айленд, но и грохот, раздающийся из аппаратуры Radiohead.

– Я люблю тебя, Том!

Крик слышен снова, еще более резкий и громкий – ужасающая смесь перепуганного ребенка, подростка в экстазе и воя баньши. Конечно же, я его слышу – этот адский вопль слышат все в клубе «Люпо» (да чего уж там, все жители Провиденса), – но при этом никак не могу понять, откуда же, на хрен, он доносится.

– Я люблю тебя, Том!

Ну все. Теперь я точно найду, кому же принадлежит этот оргазмический вопль, переходящий в предсмертный хрип. Так что пока Radiohead подводят к кульминации свою последнюю песню, Pop Is Dead, я ныряю в самую гущу, в вызывающую клаустрофобию толпу милых студенток, фриков из студенческих общаг, стриженых ребят-спортсменов, потных краудсерферов и откровенных психов. И вот я наконец-то вижу ее – зажатую между всеми этими «Бивисами и Баттхедами» девчушку с невероятно громким голосом.

– Эй! Посмотри-ка! – восклицает промокшая до нитки героиня, тут же узнав меня; она уже несколько дней не отходит от дверей гостиницы, где живут Radiohead и журналисты Maker, в тщетной надежде увидеть кумиров хоть одним глазком. Девушка – ее зовут Шерон, ей двадцать один год, она приехала из Массачусетса – дрожит, но не от холода, а так, словно только что увидела не то привидение, не то Христа, не то привидение Христа.

– О Боже, – вздыхает она, – это лучший концерт из всех, что я видела. Они такие потрясающие.

Потом Шерон вдруг задирает толстовку и показывает мне живот. Он весь в синяках. Она была настолько решительна в своих попытках добраться до Тома Э. Йорка – певца, гитариста и мессию поневоле из Radiohead – что полезла в самое пекло, рискуя такими мелочами, как жизнь и здоровье.

Пожалуй, именно так обычно и поступают влюбленные.

– Он тако-о-о-ой милый, – протягивает Шерон, показывая на такие же синяки на бедрах и улыбаясь, не замечая, что на нее таращатся все вокруг, не замечая боли. Она явно вообще ничего не чувствует. И, очевидно, она готова все это повторить.

– Конечно, готова! – сияет она. – Да и вообще, мне не больно совсем.

Бретт… кто?

Я видел группы известнее. Я видел группы и лучше. Я видел U2 в Германии, New Order в Рединге, Public Enemy на «Уэмбли» и Барри Уайта в Манчестере. Так что, уж поверьте мне, я как раз из тех людей, которые «видели все». Но я еще никогда не видел, чтобы пять худющих бывших студентов из «домашних графств»[11] вызывали такой безрассудный энтузиазм, такую преданность, такую любовь. Я еще никогда не видел фанатского письма для «инди»-группы, которое прислали из камеры смертников.

Я еще никогда не видел, чтобы группа, которую журналисты-халтурщики на родине окрестили «уродливыми лузерами», заставляла такие толпы соблазнительных подростков (обоего пола) на другом берегу Атлантического океана трепетать до дрожи.

И я никогда не видел, чтобы группа деревенских ребят заставляла какого-то несчастного, сидящего в инвалидном кресле в заднем ряду концертного зала, улыбаться так широко, что он чуть не плакал.

А вот в Америке с Radiohead я увидел все это. И даже больше.

Да, с этими Radiohead. С Radiohead, которых мы все тщательно игнорировали, когда они назывались On A Friday. С Radiohead, которых мы вроде как начали замечать, когда их монументальный гимн страданиям, Creep, вышел в сентябре на Parlophone. С Radiohead, которым мы с огромной неохотой дали место в прессе, когда их следующие бруски едкого пластика, Anyone Can Play Guitar и Pop Is Dead, попали в чарты (соответственно 32-е и 42-е места), а дебютный альбом Pablo Honey добрался даже до топ-30. С теми самыми Radiohead, которых мы отпихнули в сторону, наперебой стремясь возвести в ранг святых Suede, и которых теперь приходится оценивать заново после переиздания Creep (седьмое место и огромная шумиха) и впечатляющего успеха группы в Штатах – альбом уже разошелся тиражом более чем в полмиллиона копий, а это значит, что к концу года он, скорее всего, преодолеет даже очень крутую отметку в миллион.

Да, именно. Те самые Radiohead.

Неловко? Nous?[12]

Нет. Только не нам. Никогда. Мы не знаем стыда, а гордости у нас еще меньше. Кроме того, теперь мы понимаем, что Radiohead стоят каждой раболепной секунды бесстыдной volte-face[13], на которую приходится идти, чтобы получить аудиенцию с ними. Том Э. Йорк, который, похоже, выбрал образ «мести и вины» раннего Элвиса Костелло и усилил его в несколько раз, определенно стал занимательной фигурой в центре британской поп-музыки. Если чувствительность, раздражительность, подозрительность, ярость и тревогу в стихах Йорка принимать за чистую монету, то у него явно есть больная мозоль размером с небольшую банановую республику. А если неистовые риффы и захватывающе академичная работа музыкантов могут служить какой-то меркой (позже я назову Radiohead «музыкой для бывших фанатов рока», с согласия самой группы), то Джонни Гринвуд (ведущая гитара), Эд О'Брайен (ритм-гитара), Колин Гринвуд (бас) и Фил Селуэй (ударные) должны быть шумными и дерзкими, оправдывающимися и агрессивными, вроде молодых Джо Страммера и Пола Уэллера.

А вот и нет! Radiohead обескураживающе очаровательны, с ними можно поговорить на любую тему, от представительной демократии до магглтонианского[14] аскетизма; они замечательно эрудированы и образованны. Их английское произношение характерно скорее для аристократов, чем для рокеров. А в свободное время любой из них, как мне кажется, мог бы написать колонку с авторитетным политическим мнением для The Guardian. Наблюдая за тем, как Том после концерта в Провиденсе идет к гастрольному автобусу и какая-то фанатка (Шерон!) дрожит крупной дрожью и даже не может проронить ни слова, а братьев Гринвудов окружают охотники за автографами, я не могу не задуматься о том, что группа выше всех этих странных (банальных?) поп-ритуалов. А еще я задаю себе вопрос: кто же эти бледные молодые люди, чьи песни и звуки, глаза и кожа так возбуждают тысячи поклонников музыки в тысячах миль от дома.

«Он крутой, но в чем его проблема?» – спросил Стив Мэк из That Petrol Emotion, впервые увидев Тома Э. Йорка на концерте Radiohead в прошлом году. Грубоватый любитель котиков в чем-то прав. Йорк такой же джентльмен, как и все остальные музыканты группы, но при этом гораздо более склонен к приступам плохого настроения. И не забудьте, что загадочному певцу принадлежит немало песен, в