Когда наш отряд направился по дороге вниз с высотки, я ехал в первой трети колонны, прикрытый со всех сторон. Впереди бывший наёмник, справа милорд Монский, слева Ригер. Обернулся, сзади молодёжь – секретарь Сергий и новик Николас. Мой приятель весел, бодр, как обычно в походе, надут от важности, и не скажешь, что отстоял несколько часов на плацу в полной боевой выкладке.
– Дядя, а за что Ник-то был наказан? – вспомнил о своём недавнем любопытстве.
Иногда позволял себе обращаться к бывшему опекуну неформально, по-родственному. Вижу, как ему это жутко приятно, и считаю, он этого чувства вполне достоин. Ведь не просто формально выполнял приказ, душу, можно сказать, в Степа вкладывал.
– На посту у казармы вместо бдительной службы со служанками – вашей и милединой – языком болтал. И пирожное, которое они ему принесли, лопал.
У нас на районе детвора хоть и драчливая, зато дружная, особенно когда требуется дать отпор чужакам или заступиться за своего. Почему-то приятно, что друзья Степа продолжают поддерживать тёплые отношения между собой. Наверное, так и должно быть.
Непонятно только, с чего вдруг старший сержант взъелся на новика. Тут, в отличие от той армии, в которой довелось служить мне, часовые вполне могут есть, пить, разговаривать, прислоняться, принимать от кого-либо какие-нибудь предметы или передавать их, подозреваю, что разрешалось бы и курить или досылать без необходимости патрон в патронник, имейся в Паргее табак или автоматы. Вот спать да, нельзя, но Николас же бодрствовал.
– И? – посмотрел недоумённо.
– Копьё выпустил из рук, – пояснил Ригер. – Прислонил к стене. И арбалет у него при себе был опять со снятой струной. Сто раз его уже предупреждал.
А, тогда понятно. Оружие – это серьёзно. Раз тебе дали копьё, будь добр его хоть под мышкой, хоть на спине или плече держи, но в сторону не откладывай. Пожалуй, Ник ещё легко отделался. Пороть гвардейцев, в отличие от обычных солдат, нельзя, однако под арест загреметь они могут, аж до месяца содержания в узилище.
За коротким разговором доехали до поворота в густую желтизну дубровника. Люблю я пышное природы увяданье, хоть и не Александр наш Сергеевич Пушкин, и места здесь не болдинские. Скажу крамолу: тут у нас лучше. Всю жизнь мечтал пожить в мягком климате, да на Земле была не судьба. В Паргее же, что называется, нате, распишитесь.
– Внимание, – негромко сказал бывший наёмник, мой нынешний сержант Ромм.
После достаточно крутого поворота здесь бы дорожный знак соответствующий не помешал. Шучу, конечно. Дальше дорога шла почти милю прямо, среди деревьев, подступающих к ней настолько близко, что она вся находилась в тени их ветвей. Где-то через четыреста-пятьсот ярдов начался новый некрутой подъём, в начале которого среди дубов разросся большой густой ельник.
– Ваше преподобие. – Эрик не оборачивался, говорил громко. – Видите справа? Зелёное пятно. Уверен, что там. Вон и сойки над верхушками вверх-вниз летают. Точно, там кто-то прячется.
– Я догадался, – не удержался и похвастался, нет, реально молодые гормоны давят на сознание. Часто, слишком часто веду себя действительно как юнец. А может, это и хорошо? В целом да. Меньше вопросов ко мне и сомнений разных. – Только вот про соек не знал. Как-нибудь научишь меня лесным премудростям?
Зачем мне это? В охотники, что ли, собираюсь или в разведчики? Ладно, знаний лишних не бывает. Будет возможность, и егерским умениям поучусь.
Мысли и разговоры не мешали мне создавать плетение. Свиток уже развёрнут, освещение идеальное, а навыки в магии у меня выросли заметно. На моей родине говорят, опыт приходит с годами. Врут. Не с годами, а с месяцами, неделями и даже днями.
Сам собой доволен, оценивая, как ловко у меня получается магичить. Коричневая нить, так, их надо две. Одну оставляем прямой и соединяем вот с этой бледно-красной, почти розовой, как цвета одежды для новорождённых девочек, у моей Леськи такого же оттенка чепчик был. Помню, не забыл ещё после стольких-то лет.
Так, не отвлекаться. Вторую сгибаю дугой и креплю концы белым жгутом. Сюда же синюю, а сбоку – опять коричневую, что ли? Ну да, только темнее, вот эту. Ещё красная, опять синяя. Какая-то кривая рожа получилась, большая, гротескная, разноцветная. То что нужно.
Наблюдатель может сейчас сбежать, отправиться оповещать своего командира. Только вначале он должен наш отряд пересчитать и определить его состав. Кто быстрее? Я в плетении или виргийский разведчик в арифметике? Уверен, что я.
Всё. У меня готово. Активировал и направил сеть заклинания в сторону подозрительного ельника.
Оно полетело со скоростью стрелы, выпущенной из лука. Достаточно быстро, но окажись наблюдатель магом и вовремя заметь мои энергии, то мог бы успеть отбежать в сторону, заклинание не самонаводящееся.
Да, разрушить моё плетение своим вряд ли смог бы по времени, а вот отскочить на десяток шагов в сторону – вполне. Площадь, накрываемая обездвиживанием, всего пять-шесть ярдов в диаметре. Только кто же пошлёт одарённого, офицера, дворянина лазутчиком? Никто. Так что жду положительного результата, а пока тороплю своих:
– Гоните вперёд! Хватайте!
Не успели отзвучать мои слова, как увидел действие заклинания – сеть вспыхнула и, разделившись на две части, растворилась среди подлеска.
Ого. Получается, наблюдателей-то там двое. Хорошо, что они оказались рядом. Обездвиживание спадает само по себе спустя час-полтора, ну, так в описании к рисунку сказано. Однако его можно снять и обычным причинением парализованному через пару минут боли, необязательно сильной, достаточно просто чувствительной.
Если бы мой магический удар накрыл только одного, то второй, выждав короткое время, смог бы помочь своему товарищу освободиться от энергетических оков. Сейчас же оба, голубки, попались в сеть. Чёрт, а если их там трое?
Ну, чего гадать. Ещё неизвестно, сообразит ли тот, третий, если он там действительно есть, уколоть приятелей ножом в задницы. Как вариант.
Не только первая пятёрка, а и все мы отрядом перешли на галоп, вдруг придётся устраивать облаву? Не пришлось. Вражеские разведчики – ими оказались солдаты регулярной армии Виргии и да, их было двое, одному лет двадцать, другой года на два постарше – лежали среди невысоких деревьев по бокам от заросшего травой холмика в неудобных позах. Шевелиться они не могли, а вот пучить глаза и в страхе вращать ими в разные стороны были способны.
Пока я к ним не подошёл, мои разведчики пленников не трогали, бросившись осматривать округу в поисках их коней и возможных товарищей.
По идее, я сегодня вечером должен был старушку допрашивать, ту, которую мне подарили братья Наказующие, а вместо этого придётся проводить дознание военнопленных. А, собственно, кто сказал, что мне нужно делать это лично? Где такое написано? Нигде. И раз уж имею возможность сваливать грязную работу на других, то зачем самому