Сиси передвигается по кухне, а Ник осматривает оставшиеся места в доме. Спустя мгновение, понимаю, что стою посередине кухни, наблюдая за ними.

Я не знаю, что бы делал без Ника, когда Сиси выписали из больницы. Мы переехали в его дом, и он проводил с ней столько же времени, сколько проводил я, заботясь о малышке, и работал целыми днями, когда я брал выходные. Но Ник работал также усердно, как я, наверное, даже усерднее, чтобы быть уверенным, что не только о Сиси заботятся, но и мне удавалось получить достаточно времени для сна и еды.

Он мой герой. Я никогда не говорил ему это. Ник — хороший человек. Он заслуживает хорошей жизни, жизни с его семьей. Его новой семьей, не в которой он родился. Часть которой все усложняет. Вообще-то я не хочу делать то, что делаю, но чувствую, что он нуждается в этом. Это правильное время.

Ник кричит:

— Нашел!

Сиси кричит в ответ:

— Где я оставила его?

Когда Сиси выходит из кухни, Ник входит в коридор с рюкзаком на спине. Он вешает рюкзак на ее кресло и отвечает довольно:

— У задней двери, принцесса.

Сиси качает головой, но маленькая улыбка появляется на ее лице. Ее щечки алеют от румянца, и она растерянно бормочет:

— Прости.

Гудок доносится с задней стороны дома, и Сиси начинает двигаться к школьному автобусу. Когда она оказывается возле меня, то оборачивает свою руку вокруг моей ноги. Я тянусь вниз, чтобы поцеловать ее в волосы:

— Повеселись!

Она морщит свой носик.

— Это школа, папочка.

Я стреляю ей своей лучшей поддразнивающей ухмылкой:

— Я знаю. Страдай.

Она ударяет мое бедро, пытаясь подавить свою улыбку, и я отпрыгиваю:

— Ауч, девочка. Нам нужно отдать тебя на уроки бокса.

Я смотрю, как она удаляется по коридору. Как только задняя дверь открывается, она кричит:

— Пока! Люблю вас!

Мы кричим в ответ в унисон:

— Любим тебя.

Мое сердце болит. Буду скучать по этому. Задняя дверь закрывается, и я поворачиваюсь к Нику и Тине. Они оба улыбаются мне. Но то, что я говорю, заставляет их улыбки быстро погаснуть.

— Так, — начинаю я, — мы переезжаем.

ГЛАВА 4

Макс

Ник и Тина пялятся на меня, и лицо Ника полно смущения, в то время как рот Тины приоткрыт. А я просто стою, нисколько не захваченный неловкой ситуацией, желая стать невидимкой и скинув толстовку и боксеры, просто умчаться отсюда.

Акцент моего брата усиливается в раздражении или гневе. Поэтому сейчас, когда он говорит: «О чем, черт возьми, ты говоришь, мужик?», получается:

— Чрт возьми, чт ты гвршь, мужк?

Тина отводит взгляд в сторону. Она трясет головой, пытаясь понять, что я только что сказал, перед тем, как поднять свои грустные глаза, смотря на меня вопросительно.

— Милый, о чем, ради всего святого, ты говоришь? Ты не можешь переехать. Это дом Сиси. Твой дом.

Я опускаю подбородок, кладу руки на бедра и отстукиваю нервно другой ногой. Думаю, что бы такого сказать, чтобы не прозвучать как придурок:

— Нет. Это ваш дом. У вас две маленькие девочки и растущая семья. Да, Сиси принесли в этот дом, но он не наш, — я решаюсь взглянуть на Ника, — и никогда не был.

Ник слегка пожимает плечами.

— Я не понимаю, откуда это взялось. Что случилось?

Делая глубокий вдох, поднимаю руки, кладу запястья на голову и отвечаю на выдохе:

— Ничего не случилось. Дело не в этом. Это не решение, принятое в порыве гнева или что-то в этом роде...

Но Ник не слышит этого. Он внезапно вскакивает на ноги и теперь находится напротив меня.

— Что бы то ни было, мы исправим это. Скажи мне, что происходит...

— Ничего. Клянусь...

— Должно быть что-то. Скажи мне, что мне нужно сделать, чтобы изменить твое решение.

— Ты не понимаешь, что я говорю.

Тина встает из-за стола и идет ко мне, но я отступаю назад, вытянув руки в предупреждении. Когда вас обнимает Тина, вы готовы сделать для нее что угодно. Я продолжаю держать руки в вытянутом положении перед собой.

— Нет, Тина, не сейчас. Мне нужна ясная голова.

Ник быстро выходит из себя:

— Не води меня за нос, Макс. Скажи, в чем проблема.

Раздражение кипит внутри меня, и раскаленный гнев вырывается из моего рта:

— Черт, мужик, не все всегда о тебе! Это касается меня! Это касается Сиси! Это не касается тебя или Тины, или девочек! Дело только во мне и моей дочке. Вот и все.

Тихий голос Тины прорывается через мой гнев, сбивая с меня спесь:

— Ты здесь несчастлив?

Вы не увидите ничего грустнее расстроенной Тины. Это дерьмо ранит. Я быстро делаю шаг вперед и беру ее руку в свою.

— Нет, милая. Дело не в этом. — Я пробегаюсь рукой по волосам. — Я преподнес это не так, как планировал.

Ник складывает руки на груди, выглядя взволнованным, но звуча в тоже время терпеливо:

— Ну, так сделай это.

Я освобождаю руку Тины из своей хватки и передвигаюсь, чтобы сесть на спинку дивана. Проходит несколько минут, прежде чем мне удается собраться с мыслями, что я должен сказать, а не что хочет сболтнуть мой рот.

— Хорошо. Мы всегда жили здесь, верно? — Ник кивает. — Мы были здесь действительно счастливы, Ник. Ты помог нам, когда я нуждался в тебе, и смотрю на Сиси и то, какой прекрасной маленькой леди она становится, — мое горло сжимается, — и это благодаря вам.

Жесткие черты Ника смягчаются. Я избегаю его взгляда и продолжаю:

— Но я задержался здесь слишком долго. Задержался и остался, когда должен был уйти, чтобы начать свою жизнь. Продолжал так делать, и сейчас это становится сложным. Я должен был уйти, когда все было просто, потому что сейчас мысль о переезде, — я смотрю на Тину, — заставляет сердце биться быстрее от страха.

Тина быстро умоляет:

— Тогда не уходи! Мы любим тебя. Мы хотим, чтобы ты жил здесь. Здесь много комнат для всех нас. Просто не уходи.

Я грустно улыбаюсь им обоим и сбрасываю бомбу:

— Уже купил милое местечко.

Ник проводит руками по лицу и шепчет:

— Чтоб меня.

— Послушай, время пришло. Мы и так задержались здесь на долгие десять лет.

Ник расстроено бросает мне в ответ:

— Я хотел, чтобы вы были здесь, — он замолкает, его глаза умоляют. — Я хотел, чтобы ты был здесь, мужик.

Трясу головой и аккуратно, но твердо говорю ему:

— Я люблю тебя за это, — и я говорю правду, — но мне нужно начать жить заново. Мне нужно двигаться вперед. Мэдди… — я делаю рваный вдох, — она подвела меня, и я был разбит в течение долгого