— Нет, — хрипло выдыхает он. — Блядь, только не это!
— Ноа, — хнычу я, потирая плечо. — Что происходит?
Его взгляд скользит по мне и останавливается на плече, которое я потираю.
— Я сделал тебе больно.
Это не вопрос. Я пожимаю плечами.
— Я не понял, что это была ты.
Я в растерянности.
— А кого еще ты ожидал увидеть?
Он сжимает зубы.
— Как долго ты в сознании?
— Несколько минут. Что происходит?
Он начинает копаться в карманах.
— Ноа?
Он не обращает на меня внимания. Наконец, Ноа достает из кармана сложенный лист бумаги. Он зажмуривается и чертыхается, прежде чем его развернуть.
— Да что происходит-то? — снова спрашиваю я.
— Надеюсь, это не то, о чем я подумал…
Он опускает взгляд на записку, и все его тело замирает. Что-то наполняет воздух вокруг, и мне кажется, я знаю, что это. Страх. Чего боится Ноа? Он ведь вообще не знает страха.
Происходит что-то очень плохое.
— Пожалуйста, скажи, что происходит, — умоляю я.
Он поднимает на меня взгляд.
— Ты ничего не помнишь?
Я качаю головой.
— Вообще ничего?
— Нет же, Ноа! — срываюсь я с досадой. — Нет. Если это часть игры — привезти меня сюда, чтобы мы могли поговорить, то это не смешно.
Он смотрит на меня.
— Ты ведь шутишь?
— Ну, других предположений у меня нет. Ты преследовал меня, пытаясь поговорить…
Ноа рычит.
— Не оскорбляй меня! То, что творится, не относится к нашим отношениям. Ты правда не помнишь, что встретила меня прошлой ночью, прогуливаясь со своим бойфрендом?
Я моргаю.
— Извини?
Он качает головой с горькой улыбкой.
— Те наркотики лишили тебя памяти, так?
О чем, твою мать, он говорит?
— Какие наркотики? Какой бойфренд? Ты о чем?
— Играть в невинную овечку — это мило, Лара, — шипит он. — Но хватит.
— Ты не можешь мне просто сказать, что происходит?
Он смотрит мне в глаза, и выражение его лица меня пугает.
— Нас похитили.
Простите? Он сказал «похитили»?
Я смотрю на него во все глаза.
— Что?
— Я не придумываю, — отвечает он. — Я помню какие-то обрывки. На ветровом стекле моей машины тем утром была записка от тебя. Ты написала, что хочешь встретиться в парке. В тот последний раз, когда мы встретились, я решил, что все кончено. Но потом получил эту записку и подумал, что ты наконец-то готова поговорить со мной. Я пошел туда, а ты была там с тем парнем, и кажется, там был кто-то еще. Думаю, нас накачали наркотиками. Но эта штука была недостаточно сильной. Я несколько раз приходил в себя. Слышал, как он бормотал о своей игре и о том, что все вот-вот начнется. Он говорил так, будто был жутко возбужден всем этим. Потом я очнулся, и мы оказались здесь. Я испугался, ты была в отключке... я не мог тебя разбудить.
— Записка? — спрашиваю я растерянно.
— Ты ведь не писала мне ее, правда? — говорит Ноа, голос его звучит напряженно.
— Нет, — шепчу я. По крайней мере, я не помню, чтобы оставляла записку на лобовом стекле.
— Значит, кто-то хотел, чтобы мы были в одном месте в одно и то же время, — бормочет он.
— Что происходит? — шепчу я.
Ноа снова достает из кармана записку.
— Это я только что нашел в кармане.
Дрожащими руками я беру записку и разворачиваю ее, читая слова, от которых у меня по спине бегут мурашки.
Добро пожаловать, Лара и Ноа.
Как замечательно, что вы здесь. Вам, наверное, интересно, почему вы такие особенные? Почему вы достаточно хороши для того, чтобы играть в игру? Почему я выбрал именно вас? Ну, если бы я раскрыл все сразу, это не было бы игрой, ведь правда?
Позвольте мне рассказать все по порядку. Я могу долго болтать, когда взволнован.
А я взволнован, понимаете?
Я планировал этот момент всю свою жизнь, вплоть до мельчайших деталей. Я даже изучал ваши черты характера. Как умно с моей стороны, не так ли? Кажется чудом, что вы двое оказались в моих руках. Все это время вы даже не знали, что я был рядом. Но я был. Наблюдал. Ждал.
Своих игроков.
Моя игра довольно проста. Вы не забудете правила, потому что их нет. Но, как делается во всех честных играх, мне нужно дать вам фору. Было бы неправильно, если бы я выиграл, не повеселившись, ведь так? Нет. Конечно, нет.
Семьдесят два часа.
Для меня это особенная цифра. Потребовалось семьдесят два часа, чтобы моя мать истекла кровью. Я порезал ее тело, и раны были достаточно большими, чтобы из каждой вытекала тонкая струйка крови, чтобы мать корчилась в агонии, чтобы молила о смерти. Человеческое тело может творить чудеса: оно пытается выжить, даже когда нет надежды.
Но эта история для другого дня.
У вас есть семьдесят два часа, чтобы подготовиться к игре. Вы можете делать все, что хотите, что угодно. Как только ваши семьдесят два часа истекут, я приду за вами, и, как хорошие маленькие игроки, вы должны будете меня повеселить. Вы убежите. Вы будете прятаться. Вы будете сражаться. Вы попробуете скрыться.
Но не сможете.
Не получится.
Я об этом позаботился.
Я буду охотиться на вас, пока наконец не решу убить вас обоих. У меня большие планы, я много чего задумал, но кое-что я скажу вам сразу. Просто знайте: я люблю играть со своей добычей.
Интересно, как вы используете это время?
Тик-так.
Я бросаю записку на землю и поднимаюсь на ноги.
— Это какая-то шутка?
Ноа смотрит на меня, потом тоже встает.
— Я не знаю. Я не совсем уверен, что готов так просто считать это шуткой. Если семьдесят два часа — это все, что у нас есть, я не буду тратить их на догадки.
— Это шутка! — Я истерически смеюсь. — Кто-то пытается нас разыграть. Ты можешь выйти сейчас, ты нас поймал!
Но ответа нет.
— Серьезно, ау, пора выходить!
Ноа хмурится.
— Пока ты спала, я тут прогулялся, прошел пару километров туда-сюда. Куда бы он нас ни завез, это глушь.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Это не значит, что это не шутка. Это не может быть реальностью. Это слишком безумно.
Он горько смеется.
— Ну-ка скажи мне, Лара, кому из твоих друзей покажется смешным накачать нас наркотиками, увезти в лес и оставить под холодным дождем?
Черт возьми.
Нет.
Я пытаюсь придумать другое объяснение тому, как мы сюда попали, пытаюсь догадаться, кто мог написать записку, но ничего не получается.
Господи. Какого черта?
— Ноа, должно быть другое объяснение.
Ноа делает шаг вперед, проводя рукой по волосам.
— Когда ты его придумаешь, я с удовольствием выслушаю. А до тех пор я отношусь к этому очень серьезно, потому