– Штук тридцать?

– Как минимум! По женщине в каждом порту, и еще интрижки с бойкими девчонками на яхтах, которые ты разграбишь. Их покорят твои подлые пиратские ухватки и дурные манеры.

– У меня дурные манеры?

– Не сомневаюсь, ты им научишься.

Я не удержал улыбку.

– Извини. Наверное, я порой бываю недогадлив.

– Что?

– Ну, я сказал, что ты похожа на леди.

– Бен Констэбл, ты – моя большая проблема, потому что я могу многое тебе рассказать и вроде как сама подливаю масла в огонь. Иногда лучше не обращать внимания и говорить в ответ всякие глупости, например про ограбление банков. Я не против. Мой бред нужно пресекать, а не поддерживать.

– С твоим бредом нужно разобраться. Наверное, беда в том, что ты неудачно выбираешь время.

– Я бы очень хотела однажды рассказать все, но…

– Но тогда придется меня убить?

– Тогда придется что-то отдать.

– Может быть, вместо этого мы спланируем ограбление банка? Например, выроем туннель.

– Эй, в Париже полно туннелей, – произнесла Бабочка. – Наверняка должен быть один готовый, который нам подойдет».

Я перестал писать, встал, потянулся и заглянул в холодильник в поисках еды. Жуя сырую морковь, я сел и начал рыться в компьютере. Папка под названием «Мои мертвые» влекла меня, как большой черный магнит. Я открыл папку под названием «Незнакомец». Внутри лежал единственный файл, датированный 09.11.2001. Я дважды щелкнул по нему.

Это секрет. Нельзя узнать его просто так. Всему свое время. Сначала следуй подсказкам, тогда получишь сокровище.

Я вернулся в папку «Мой Париж» и открыл файл под названием «Время для всего». Речь шла о скульптуре в Сен-Лазар, сделанной из остановившихся часов. Я знал эту скульптуру, уже видел ее раньше. Я вытащил конверт с загадкой, полученный в магазине зонтов. Про скульптуру я уже думал, но квартира Бабочки казалась более вероятным местом для тайника, и я решил, что скульптура тут ни при чем. Теперь я понял, что там для меня что-то спрятано.

Я вышел из-под стеклянного купола метро и оказался на Римской площади. Жалюзи в арках, ведущих на станцию, были уже наполовину опущены, и я догадался, что она вот-вот закроется на ночь. Я миновал скульптуру из чемоданов и, выйдя на Гаврскую площадь, увидел то, что искал – башню примерно четырех метров в высоту, похожую на палец, указывающий ввысь, и сложенную из ста однообразных циферблатов, с застывшими в разном положении стрелками. Наверное, они озадачивали пассажиров и проезжавших мимо водителей. На светофоре периодически останавливались машины – и катили дальше, когда загорался зеленый свет. Я сидел на скамье и смотрел на часы, не зная, чего жду. И тут появился Кот.

– Привет, Кот, – сказал я.

Он сел и некоторое время смотрел на меня, а потом обошел скульптуру, остановился и поднялся на задние лапы, уставившись вверх, словно намереваясь вспрыгнуть на бетонный постамент.

– Не глупи, Кот. Ты так высоко не заберешься.

Он прыгнул, уцепился передними лапами за край, подтянулся одним ловким движением и посмотрел на меня сверху вниз. Я встал и подошел к нему.

– Я даже не знаю, какие часы она выбрала, Кот. Их не меньше сотни. А если я полезу наверх, придет полиция. И потом, я даже на постамент не вскарабкаюсь. Я старый усталый человек с больной спиной.

Кот недоверчиво взглянул на меня. В нескольких футах над его головой висели часы, показывавшие двадцать минут четвертого. Они были повернуты к улице задней стороной. Не самый легкодоступный тайник. Но Шерлок Холмс некогда сказал: «Если исключить невозможное, то, что останется, и есть правда, и не важно, насколько она невероятна». Исключил ли я невозможное?

Я посмотрел по сторонам, ища что-нибудь – хотя бы мусорный бак, – чтобы упростить себе задачу. Но ничего не было. Я потянулся, размял шею. С детства никуда не лазил. Я ухватился пальцами за край постамента, попробовал подтянуться и даже сумел оторвать ноги от земли.

– Кот, можно даже не пытаться. Если предположить, что залезу, как потом спущусь? И я не представляю, чтобы Бабочка взбиралась на эту штуку.

Кот встал и лизнул мои пальцы.

– По крайней мере, последи, чтобы никто не подошел, ладно?

Я слышал, как останавливаются на светофоре машины, но их не было видно, и я предположил, что и водителям не видно меня. Бетон врезался в пальцы; я подтянулся, уперся локтями, задрал ногу. Прекрасно. И что дальше? Я почувствовал, что соскальзываю, и живо представил, как плюхаюсь на задницу с высоты в семь футов. Я схватился за ближайшие часы, и они не оторвались. Мне стало не по себе, я ведь не хотел повредить скульптуру. Сделав могучий рывок и немного побалансировав, я наконец сел и протянул руку. Там, почти невидимый, за часами, показывавшими двадцать минут четвертого, крылся аккуратный слой черного скотча. Я отодрал его и обнаружил коричневый конверт. Внутри лежала записная книжка. Надпись на обложке гласила «Незнакомец», страницы были исписаны синей ручкой. Я сунул липкий сверток в карман и спустился, ободрав запястье и расцарапав ноги. Я протянул руки, чтобы помочь Коту, но он спрыгнул сам.

– А теперь быстро сматываемся, – велел я, и мы побежали.