– Я обязательно вернусь. Но мне нужно какое-то время на размышление...
– Если ты сделаешь перерыв, обратно тебя уже никаким калачом не затащить. Ты вспомни отца – по-твоему, он мечтал всю жизнь корячиться простым механиком? Он бы с радостью занялся чем-нибудь поблагороднее и неприбыльнее. Да вот только возможности не было. А у тебя такая возможность есть! Хорошее образование дает право выбирать, быть хозяином своей судьбы, а не довольствоваться тем, что тебе подсунут обстоятельства. После университета ты сможешь сделать карьеру. Ты не станешь хвататься за первую попавшуюся работу.
– Понимаю, мама, я просто...
– Ты просто что?
Он смущенно отвел взгляд – не зная, что ответить, не смея смотреть ей в глаза. Было ясно, что она разозлилась. И разозлилась по-настоящему. Последний раз в таком бешенстве Джим видел мать много лет назад – когда он старшеклассником неудачно сдал назад в ее "бьюике", врезался в чей-то припаркованный пикап и помял задний бампер. Но и тогда она была в меньшей ярости, чем сейчас. Вот, оказывается, до какой степени серьезно она относится к его высшему образованию! И помыслить не может о том, что сын не окончит университет!
До сих пор Джим как-то не задумывался над чувствами матери относительно его университетских успехов, да и она мало распространялась на эту тему. Но теперь он в полной мере осознал, насколько мать гордится его успехами. И от этого на душе у него невольно потеплело, невзирая на обстоятельства.
Было стыдно за себя, за свое малодушие.
Но как объяснить матери свои темные чувства... этот необъяснимый страх, безымянный тягучий ужас, который шевелится где-то в самой глубине души... Он и себе-то ничего толком объяснить не может.
Внезапно подумалось о Хоуви. Аризонский друг обещал приехать этим летом на недельку, а потом в самую последнюю минуту вдруг отменил поездку. Еще звонил два-три раза и прислал пару ничего не говорящих открыток. Однако с самого мая Джим так и не увиделся с другом.
Это его очень раздражало.
Собственно, именно с неприезда Хоуви все и началось.
Но мать тысячу раз права. Спору нет, бросить университет – значит проявить редкую глупость и черную неблагодарность. И к тому же плюнуть на могилу отца.
И если взглянуть правде в глаза, то, невзирая на всю банальность и всю пошлую избитость этого выражения, образование для Джима – воистину "билет в лучшую жизнь". Сколько бы он ни болтал и чего бы ни думал, он скорее покончит жизнь самоубийством, чем бросит университет!
– Ну, что скажешь? – грозно спросила мать. Он склонился над тарелкой и выдавил из себя улыбку.
– Замечательно вкусный ужин.
– Джим!
– Ладно, я пошутил. Глупая шутка. Извини, пожалуйста.
– Сначала ты говорил, будто это всерьез.
– Не бери в голову. Я валял дурака. Несколько мгновений мать пристально смотрела на него. Было ясно, что она не купилась на последние успокоительные слова. Однако в итоге, к счастью, решила про себя: "Ладно, хватит об этом!"
Мать вернула поднос к себе на колени и взялась за вилку.
– Переключи-ка канал. Сейчас время передачи "Развлекайтесь с нами".
В ее голосе еще чувствовались раздражение и злость, но Джим понял, что тема закрыта,
2
Фейт Пуллен направила свой "фольксваген" резко влево, чтобы объехать бездомную, которая шла по обочине, толкая перед собой тележку со скудным скарбом. Левое переднее колесо "жучка" попало в глубокую выбоину на асфальте, автомобиль повело в сторону и вынесло на следующую полосу. Рулевое колесо словно взбесилось под руками Фейт – понадобилась вся ее сила, чтобы выровнять машину.
Сзади раздался долгий истерический вопль клаксона – справа ее нагонял красный спортивный автомобиль с затемненными окнами. Фейт сбавила скорость, чтобы тот проехал мимо. Только бы водитель не задержался рядом – опустить стекло и сказать несколько "ласковых" слов! Но ничего, пронесло. Когда красный спортивный автомобиль обогнал ее и свернул прочь с Семнадцатой улицы, Фейт облегченно вздохнула.
Она посигналила и осторожно вернулась в правый ряд.
День клонился к вечеру. Прямо перед Фейт, над домами, висело большое оранжевое солнце, словно бы притушенное густым смогом, который лежал над доброй половиной Южной Калифорнии. Девушка посмотрела на солнце и тут же отвела глаза: где-то она читала или слышала, что таращиться вот так прямо на солнце вредно. Особенно во время затмений – хотя это и не кажется опасным. Сейчас можно было глядеть хоть целый час на светило, спрятанное за ширмой желтовато-серого тумана. Однако Фейт косилась только изредка – оранжевый шар поневоле притягивал взгляд, но мысль об опасности заставляла снова поспешно отводить глаза.
Красный свет перед Главной улицей горел целую вечность. Наконец дали зеленый, и девушка проехала сперва мимо мясной лавки Бада, а потом мимо того места, где в прошлом году в закусочной застрелили Хулио.
Затем Фейт повернула налево, в узкую улочку, где было темнее. Она взглянула на часы. Шесть тридцать. Всего шесть тридцать, а солнце уже так низко.
Хорошо.
Проклятое лето никак не кончится. Скорее бы уехать из этой вонючей чертовой дыры!
Она ничего не имела против родной Санта-Анны – город как город, бывают и хуже. Но родительский дом стал для нее "вонючей чертовой дырой".
Перед своим кварталом девушка сбросила скорость и задумалась. Разумеется, она рада, что каникулы скоро заканчиваются. Однако когда была старшеклассницей, она ждала начала нового учебного года с большим нетерпением. Очевидно, университет внушает куда больше робости.
Учиться в средней школе было плевым делом – только уж совсем ленивый ее не окончит. Два года в колледже с неполным курсом – мостик между общедоступным и элитным образованием. И этот мостик Фейт преодолела так же играючи.
Но теперь она вступала в святая святых образования – впереди целых четыре года университета! Большое испытание, которое пугало ее. Хотя бояться вроде бы нет никакого резона. Взрослые грозились, что двухгодичный колледж будет потруднее школы. И что же? Она справилась с удивительной легкостью. Теперь мамаша пугает сложностью учебы в университете. Будем надеяться, что и на этот раз черт окажется не так страшен, как его малюют.
Училась-то она легко, да вот только максимального количества баллов в итоге не набрала и на стипендию не потянула. Стало быть, диплом придется получать за собственные денежки. Это ее больно уязвило. И отчасти именно поэтому родилось какое-то смутное раздражение против университета.
А впрочем, если Брук Шилдс, смазливая глупая актрисулька, ухитрилась