Он колеблется, потом дает ей сильную пощечину.
Она моргает.
— Скажи мне, Рауль, если Земли больше нет, мы, значит… одни. Последние представители вида. Два последних… Мне как будто на плечи навалилась непосильная тяжесть.
— Финал сериала о приключениях людей. Последняя сцена, — говорит Рауль, массируя ей плечи.
Вдруг взгляд Саманты снова оживает.
— Или первая серия нового фильма… Мы будем словно новые Адам и Ева.
— Адам и Ева были в раю. А мы, мы в стеклянной банке.
Она решительно встает.
— Я, Саманта, говорю тебе: пока есть жизнь, есть надежда. Вместе мы сможем восстановить все, что было разрушено.
— Еще надо этого захотеть.
— Даже если нет желания, есть долг.
— Долг? Какой долг? Долг продолжить страдания во Вселенной?
— Долг раздуть маленькую человеческую искорку.
— Мне очень жаль, но я в этом не участвую.
— Ты дашь человеческой истории прерваться?
— Без малейшего колебания.
— Ты преступник!
— А кто меня будет судить? Саманта, с вызовом:
—Я.
— По какому праву?
— По праву на защиту своего вида.
— Ну, а у меня есть право оспорить твое право. И вопиюще очевидные аргументы.
— У меня тоже.
— Мои сильнее.
— Не думаю.
Они меряют друг друга взглядами.
— Хорошо. В таком случае, мадемуазель Бальдини, я вам предлагаю судебный процесс над человечеством.
— Процесс! Но нас всего двое, мой бедный Рауль, а чтобы провести процесс, нужна уйма народу!
— Мы распределим роли. Вы будете адвокатом, а я — судьей и прокурором.
— А кто будет свидетелями?
— Мы.
— А кто будет присяжными?
— Мы.
— А каким будет вердикт?
— Жизнь или смерть рода человеческого.
— Раз и навсегда…
— По окончании заседания, если мы придем к выводу, что человечество виновно, мы продолжим спать каждый на своей территории. Таким образом, после нашей смерти людей во Вселенной уже не останется. Если же мы решим, что человечество достойно быть спасенным, мы займемся любовью, чтобы положить начало новому поколению людей.
— Но я ничего не понимаю в юриспруденции. Я один раз была в суде^ за превышение скорости, но все закончилось очень быстро.
— Я вам помогу. Заседание должно пройти торжественно.
Рауль идет в глубь помещения, делая вид, что выходит через воображаемую дверь, а затем входит через нее в зал суда, становится посреди комнаты спиной к стеклу.
— Тишина, заседание начинается, — объявляет Рауль, ударив три раза пяткой в пол. — Суд идет.
— Подожди, я немножко приведу себя в порядок.
Саманта поправляет одежду и волосы. Потом толкает воображаемую дверь и входит с таким же воинственным видом.
Рауль показывает ей ее место. Каждый делает вид, что раскладывает бумаги и ручки, воображаемые рукава мешают им.
— Слово обвинению.
Рауль занимает место прокурора:
— Спасибо, господин председатель. В качестве прокурора я обвиняю человечество в предумышленном убийстве, совершенном над… самим собой. В качестве наказания требую его уничтожения и удаления из космоса.
— Спасибо, мэтр, — говорит Рауль, занимая место судьи. — Кто выскажется в защиту?
— Я, э-э… что надо говорить? Рауль склоняется в ее сторону и шепчет:
— Невиновно.
— Вот-вот, невиновно.
Рауль возвращается на место прокурора:
— Я, как прокурор, утверждаю, что конец Земли пла-че-вен. Нашу планету погубил небольшой конфликт, который человечество не смогло уладить.
— Не стоит обвинять все народы в том, что между двумя из них возник конфликт.
— Это могли быть какие угодно народы. Люди воюют между собой столетия. Они все время испытывают потребность в захватах, покорениях, грабеже, убийствах, насилии.
— Не все одинаковы. Всегда находились разумные люди, противостоявшие завоевателям, — отвечает Саманта.
— Я вызываю свидетеля обвинения. Господин Рауль Мельес, историк, историк-любитель, по крайней мере.
Рауль делает вид, что входит, становится лицом к стеклу и поднимает правую руку.
— Я клянусь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды.
Он снимает очки, покусывает дужку уголком рта, как заправский историк.
— История человечества знает много примеров насилия. Взять хотя бы индоевропейцев. Они умели обрабатывать железо и приручать лошадей, у них была сословная организация общества, и благодаря этому они в течение пяти тысячелетий держали в повиновении живущие рядом с ними народы, навязывая им свое преклонение перед военной силой и мужеством на поле брани.
— Возражаю! — перебила его Саманта. — Народы, отрицающие насилие, тоже были.
— Это правда. В это же время финикийцы, евреи, карфагеняне развернули торговлю, открыли первые банки, проложили шелковый путь, освоили другие пути, по которым везли чай и пряности. У них не было мощной армии, они предлагали альтернативу военным завоеваниям: сотрудничество и обмен товарами между народами. Чтобы совершать морские путешествия, они изобрели компас, карты, парус. Итог: карфагеняне были покорены римлянами, финикийцы были вырезаны, евреи постоянно преследовались.
— Их идеи не погибли.
— Гибель Земли подтверждает: стремление к конфронтации оказалось сильнее, чем стремление к сотрудничеству. Звон оружия всегда заглушал призывы к любви. Мы все соревнуемся и соперничаем друг с другом. Потому что такова наша истинная природа… Мой вывод как свидетеля таков… человек человеку — волк.
— Спасибо за выступление, господин историк. (Рауль занимает место судьи.) Слово защите.
— Вы словно забыли о том, что мы способны ухаживать за больными и защищать слабых, немощных и старых.
— Мы прославляем молодость. Мы прославляем власть. Мы восхищаемся силой и воинами. А слабых, отличных от нас или чуждых нам, мы постоянно преследуем.
— У нас есть школы, больницы, дома престарелых. Мы способны на взаимопомощь. Мы добрые и благородные существа.
Рауль, с места прокурора:
— Вздор!
Возвращается на место судьи и стучит ногой:
— Тишина, или я удалю всех из зала заседания! А вас, мэтр, я попросил бы взвешивать ваши слова. Слово защите. Свидетель может покинуть зал, если у вас, мэтр, нет к нему вопросов.
— У меня нет вопросов к свидетелю. Но у меня есть заявление. Я обращаюсь к вам, господин прокурор, и к вам, господин судья.
Рауль возвращается на место прокурора. Саманта встает напротив него.
— Э-э, здравствуйте, господин председатель, здравствуйте, господин прокурор, и здравствуй я сама, защита, короче… И публика в зале суда, наверное… (Она поворачивается к стеклу.) Я клянусь говорить истинную правду и все такое. Зуб даю.
Показывает на свой зуб.
— Так что я хочу сказать, — продолжает она с горячностью, — мы, люди, — это самый чудесный опыт жизни во Вселенной!
— Вы в этом уверены?
— Ну, конечно, человек не похож на других зверей. Это великое творение Господа. Это священное животное.
— Священное? Священно-глупое! Чем же это человек лучше кита, хомяка, пчелы или даже лягушки?
— У нас большой мозг. Мы умнее всех остальных зверей.
— Это правда, кора головного мозга у нас «кудрявее», объем мозга больше, чем у большинства остальных животных. Но как мы этим воспользовались? Мы глупее самых распоследних динозавров. Они хотя бы не виноваты в том, что вымерли!
— Возражаю! Это несчастный случай. Э-э… Из того, что мы только что услышали, понятно, что ответственен всего один человек, диктатор, к тому же больной. Ошибочка вышла по его вине. Надо ли резать все стадо из-за одной бешеной коровы?
Рауль говорит тоном прокурора:
— В таком случае я ставлю под сомнение систему, которая позволила опереточному диктатору оказаться во главе государства, обладающего ядерной бомбой.
— Хорошо, о'кей, это недосмотр. Но в тот момент, когда эта сволочь нажимала