— Где ты видел живой труп? — ответил я вопросом на вопрос Этельвольда.
Он махнул рукой на север.
— На другой стороне дороги. Прямо на другой стороне.
— На другой стороне Веклингастрет? — спросил я, и тот кивнул.
Значит, Этельвольд разговаривал с датчанами, а не только с мертвецом. Дорога Веклингастрет проходила к северо-западу от Лундена, тянулась через Британию и заканчивалась у Ирландского моря к северу от Уэльса. Все, что лежало к югу от этой дороги, было землей саксов, а все, находившееся к северу, покорилось датчанам.
Тогда, в 885 году, царил мир, но то был мир, бурлящий мелкими стычками и ненавистью.
То был труп датчанина? — спросил я.
Этельвольд кивнул.
Его зовут Бьорн, он был скальдом при дворе Гутрума. Он отказался принять христианство, поэтому Гутрум его и убил. Бьорна можно вызвать из могилы. Я видел его.
Я посмотрел на Гизелу. Она была датчанкой, но я ни Разу не встречал среди моих соотечественников-саксов колдовства, описанного Этельвольдом. Гизела пожала плечами — значит, подобная магия была незнакома и ей.
— И кто вызывает мертвеца? — спросила она.
— Свежий труп, — ответил Этельвольд.
— Свежий труп? — переспросил я.
— Надо послать кого-нибудь в мир мертвых, — объяснил Этельвольд как нечто само собой разумеющееся, — чтобы он разыскал там Бьорна и привел обратно.
— Итак, кого-то убивают? — спросила Гизела.
— А как еще можно отправить посланца к мертвецу? — воинственно отозвался Этельвольд.
— И Бьорн говорит по-английски? — осведомился я.
Я задал этот вопрос, потому что знал — Этельвольд почти не понимает датского языка.
— Он говорит по-английски, — угрюмо подтвердил Этельвольд.
Ему не нравилось, что его допрашивают.
— Кто тебя к нему отвел?
— Какие-то датчане, — неопределенно ответил тот.
Я издевательски ухмыльнулся.
— Итак, явились некие датчане, сказали, что с тобой хочет поговорить мертвый поэт, и ты покорно отправился во владения Гутрума?
— Мне заплатили золотом! — в свое оправдание сказал Этельвольд.
Он вечно был в долгах.
— А зачем ты пришел к нам?
Этельвольд не ответил. Он ерзал и смотрел на Гизелу, которая пряла шерсть.
— Ты отправился в земли Гутрума, — настойчиво продолжал я, — поговорил с мертвецом, а потом явился ко мне. Почему?
— Потому что Бьорн сказал — ты тоже будешь королем! — ответил Этельвольд.
Он говорил негромко, но я все равно поднял руку, призывая его умолкнуть, и тревожно оглянулся на дверь, словно ожидал, что в темной соседней комнате притаился шпион. Я не сомневался: среди моей челяди есть шпионы Альфреда. Мне казалось, я знаю — кто именно, но не был полностью уверен, что распознал их. Поэтому я позаботился, чтобы слуги находились подальше от комнаты, в которой велась наша беседа с Этельвольдом.
И все равно говорить громко было бы глупо.
Гизела перестала прясть и пристально смотрела на Этельвольда. Я — тоже.
— Что он сказал? — переспросил я.
— Он сказал, что ты, Утред, будешь коронован как правитель Мерсии, — тише проговорил Этельвольд.
— Ты что, пил?
— Нет. Только эль. — Он подался ко мне. — Бьорн-мертвец желает поговорить и с тобой, чтобы рассказать, какая судьба тебя ждет. Мы с тобой, Утред, будем королями и соседями. Боги этого хотят, и они послали мертвеца, чтобы тот выразил их волю.
Этельвольд слегка дрожал и потел, но и вправду не был пьяным. Что-то так его испугало, что отбило охоту пить, и это убедило меня, что тот говорит правду.
— Боги желают знать, согласен ли ты встретиться с мертвецом. И если ты согласен, они пошлют его к тебе.
Я посмотрел на Гизелу, а та посмотрела на меня — ее лицо ничего не выражало. Я не сводил с нее глаз не потому, что ожидал ответа, а потому, что она была так красива! Моя темноволосая датчанка, моя любимая Гизела, моя невеста, моя любовь. Она, должно быть, поняла, о чем я Думаю, потому что ее длинное суровое лицо медленно расплылось в улыбке.
Утред должен стать королем? — спросила она, прервав молчание, и посмотрела на Этельвольда.
— Так сказал мертвец, — с вызовом отозвался Этельвольд. — А Бьорн услышал об этом от трех сестер.
Он имел в виду норн — богинь судьбы, трех сестер, что прядут наше предназначение.
— Утред должен стать королем Мерсии? — с сомнением спросила Гизела.
— А ты будешь королевой, — ответил Этельвольд.
Гизела снова взглянула на меня. То был недоуменный взгляд, но я не дал ответа, которого она ожидала. Вместо этого я стал думать о том, что в Мерсии нет короля. Их прежний король, ублюдок-сакс на поводке у датчан, умер, не оставив наследников. Королевство было поделено между датчанами и саксами. Брат моей матери был олдерменом Мерсии, пока не погиб от рук валлийца, поэтому во мне текла и мерсийская кровь. И в Мерсии не имелось короля.
— Думаю, тебе следовало получше расслышать, что сказал мертвец, — сурово проговорила Гизела.
— Если за мной пришлют, я откликнусь на зов, — пообещал я.
Потому что мертвец разговаривал и хотел, чтобы я стал королем.
Альфред прибыл через неделю.
То был прекрасный день. Полуденное солнце стояло низко в бледно-голубых небесах над холодной землей. Рукава реки, там, где Темез медленно тек близ островов Скефтес-Ай и Воденес-Ай, обрамлял лед. У края льда ходили лысухи, куропатки и поганки; на подтаявшей грязи Скефтес-Ай охотилось за червяками множество черных и обыкновенных дроздов.
Здесь был мой дом. Уже два года это было моим домом. Коккхэм, край Уэссекса, откуда Темез течет к Лундену и к морю. Я, Утред, нортумбрийский лорд, изгнанник и воин, стал строителем, торговцем и отцом. Я служил Альфреду, королю Уэссекса, не потому, что хотел ему служить, а потому, что дал клятву верности.
И тот поручил мне построить в Коккхэме новый бург.
Бург — это город, превращенный в крепость, и Альфред укреплял свое королевство Уэльс подобными крепостями. Повсюду на границе Уэльса — у моря, у рек, на болотах, граничащих с владениями корнуоллских дикарей — возводились крепостные стены. Датская армия могла вторгнуться во владения Альфреда через бреши между такими крепостями, но обнаружила бы на его землях другие твердыни, все до единой оснащенные гарнизонами. Альфред, в редкое для него мгновение свирепого вдохновения, сказал мне, что бурги — это осиные гнезда, из которых воины могут тучей ринуться на атакующих датчан и жалить их.
Так бурги были построены в Эксанкестере, и в Верхаме, в Киссекестре и в Хастенгасе, в Эшенгаме и в Окснафорде, в Кракгеладе и в Вэкеде, а еще в дюжине других мест, раскиданных между этими городами.
Стены и палисады, а на них — люди с копьями и щитами. Уэссекс становился землей крепостей, и моей задачей было превратить в бург маленький городок Коккхэм.
Этим занимались все местные восточные саксы мужского пола старше двадцати лет. Половина из них