По вечерам, во время отдыха, вместо того, чтобы по своему обыкновению сесть у стены в тени развесистых деревьев и наблюдать как последние солнечные лучи золотым заревом разливаются по облакам, он старался затеряться в толпе шумных однокашников и утопить в их веселом гаме тоску, которая, словно тонкий аромат розы на ветру, глубоко проникала в его душу.
Во время вечерней службы он даже боялся поднять глаза на прихожанок, а по утрам, когда просыпался под звуки хора и слышал среди множества голосов тот самый, так напоминавший ему о Маргарите, закрывал ладонями уши.
Ночью же, когда по обыкновению образ Маргариты являлся ему во сне, он просыпался, осенял себя крестным знамением и на коленях молил Господа помочь ему преодолеть это искушение.
Но напрасно он закрывал уши, тщетно пытался заслониться от мыслей о Маргарите. Как могло это помочь ему, если ее светлый образ, подобно свету одинокой свечи в часовне, не угасавшей ни на минуту, теплился в его душе.
Попытки забыть Маргариту были лишь напрасной тратой времени. С каждым днем все более пленительная, она являлась к нему во снах подобно светлому ангелу.
Однако Эугенио исполнил все предписанные ему посты и послушания и через неделю должен был, встав на колени перед исповедником, облегчить свою душу исповедью. И кого еще он мог выбрать своим исповедником, как не самого ректора, знавшего уже так много о его внутреннем мире?
С самым искренним раскаянием Эугенио исповедался в своих грехах, признавшись во всех муках, испытуемых в попытках изгнать из своего сердца образ любимой. Святой отец воодушевил его своим добросердечием, призвал продолжить праведную в глазах Всевышнего борьбу со своей слабостью и наказал желать прощения и ниспослания блаженной благодати, с помощью которой он и добился бы полной победы над своими греховными помыслами. Священник также напомнил мальчику, что, по-видимому, образ Маргариты, являющийся ему, отличен от образа той маленькой девочки, которой она была когда-то, и что это злой дух принимает ее облик и является ему, чтобы ослабить его веру и сбить его с верного пути подобно тому, как он сбил с верного пути первых людей, явившись Еве в образе змия, подтолкнувшего ее ослушаться воли Господа и тем самым навсегда лишить человечество вечного Рая.
Он наказал Эугенио беспрестанно трудиться как душой, так и телом, быть активным даже во время, отведенное на отдых, учиться вдвое усерднее и, главное, без устали молиться и каяться в ночные часы.
Ученик со всем усердиям внимал словам учителя, полный желания тут же приступить к их исполнению.
Но самое глубокое впечатление на него произвело сравнение со змием. Он вспомнил о том давнем случае на фазенде, когда змея обвилась вокруг Маргариты, вспомнил слова своей матери о змие, искусившим Еву, и ужаснулся.
Страшные предположения сеньоры Антунес словно бы начали исполняться, и ужасный страх овладел душой Эугенио.
Он с точностью следовал наказам ректора, не давая ни минуты отдыха своему телу, с рвением отдался учению, а после занятий брался за книги, которые рекомендовали ему наставники. Устав, вместо того, чтобы отдохнуть, он зажигал лампаду и молился до глубокой ночи, а когда гасил ее, еще долго стоял на коленях, продолжая молиться, пока неминуемый сон не настигал его.
Через некоторое время такого существования Эугенио исхудал и сник. Его большие голубые глаза были тусклы, и бледнота не сходила с его осунувшегося лица. Шестнадцатилетний подросток был больше похож на старика, готового сойти в могилу.
Суровые телесные лишения не могли не отложить след на его разуме и душе. Дух его, когда-то экзальтированный, резвый и живой, после затяжной борьбы с самим собой ослабел от усталости, поник и смирился. Трепетная чувственность покинула Эугенио, улетучилась, оставив после себя лишь холод, угрюмость и печаль. Его живое воображение, порхавшее, словно бабочка среди цветущих полей, обожглось в огне свечи, у которой он молился долгими ночами.
Весь его характер изменился. Мальчик, когда-то мягкий, любезный и, несмотря на свою меланхоличность, общительный, превратился в сухого, холодного, недоверчивого и угрюмого затворника. Он не спеша, с низко опущенной головой мягко ступал по коридорам, словно приведение. Взгляд его потух и утерял свой живительный блеск, так присущий ему в юные годы.
Но чтобы забыть Маргариту следовало умертвить свою плоть, притупить все чувства и иссушить сердце. И Эугенио не дрогнул перед этой необходимостью. С огромным трудом, ценой бессонных ночей и неустанных молитв, продолжительным, изнуряющим постом, притупившим его чувственность, он добился того, что образ Маргариты, разбившись о скалы холода и аскетизма, поблек в его воображении. Ее ангельский лик гаснул в его воспоминаниях подобно свету свечи, затухающей в давно заброшенном святилище и бросающей лишь слабый, холодный отблеск на окрестные руины, озаряя их подобно свету далекой, холодной звезды — уже почти не видимой за грозовыми облаками.
Вот так этот обманчивый фанатизм, доведенный до исступления, сподвиг его на жестокую, немыслимую и разрушительную борьбу с самим собой, однажды чуть не погубившую его.
Глава восьмая
Прошло четыре года, как Эугенио уехал в семинарию. С тех пор он ни разу не побывал дома, и его отец уже отослал в семинарию несколько писем с просьбой отпустить сына домой, чтобы тот провел праздники в кругу семьи. Святые же отцы, зная о потаенных чувствах мальчика, отвечали лишь формальными отписками, в которых убеждали, что прерывание жизни в семинарии в таком возрасте не пойдет на пользу мальчику, да и вообще может принести ему вред и сбить с праведного пути.
Разлука длиной в четыре года была слишком тяжела для сеньоры Антунес, которая больше не могла принимать отказов из семинарии, поэтому однажды святым отцам не осталось ничего другого, кроме как разрешить мальчику навестить родителей.
Время, проведенное в пути, быстро развеяло грустные думы юноши, и к нему вернулся живой дух, до того угнетенный аскетизмом церковной жизни. Сама идея поездки в отчий дом вернула блеск в его потухшие глаза и румянец на бледное лицо, а вместе с ними вернулись и теплые воспоминания о детских играх с Маргаритой, когда они, словно птицы после затяжной зимы, вылетали на зеленые просторы.
Эугенио просто горел от нетерпения увидеть наконец-то отчий дом, оказаться в месте, где он так любил проводить время с подругой детства. Сердце его уже не страшилось встречи с Маргаритой, один образ которой после бесед с ректором внушал ему ужас и стыд, образ, который он так долго пытался забыть и изгнать из своего сердца, длительными лишениями иссушая плоть и душу. Наоборот, он был полон абсолютной радости ожидания встречи.
День приезда Эугенио стал