Приближалось время закрытия. Дженис, сказав напоследок ежевечернее жизнерадостное «пока!», ушла, и я уже был готов поставить магазин на сигнализацию, когда к двери подкатил темно-бордовый «роллс-ройс» и встал на двойной желтой полосе. Дождь лил стеной, и мужчина, пока бежал от «роллс-ройса» до магазина, успел основательно промокнуть.

Время от времени я встречал его на улицах Линкольна. Маленький, полный, седой, с крошечным надменным ртом, поросячьими глазками и цветом лица, выдающим давнюю привязанность к портвейну. Голос принадлежал человеку среднего возраста, с привилегированной частной школой за плечами. Еле заметное высокомерие оскорбляло мои пролетарские корни.

– Мистер Блейк? Гарри Блейк?

– Если вам угодно.

– Моя фамилия Теббит. Тоби Теббит.

Теббиты. Местные дворяне, устроившиеся под Линкольном – за высокой стеной, среди лесов (тысяча акров или около того).

– Сэр Тоби?

– Если вам угодно. – Он смахнул несколько капель со своего пальто из верблюжьей шерсти. – Мистер Блейк, мне нужна помощь. Я получил посылку с Ямайки – кучу бумаги. Очень старой, насколько я могу судить.

– Как она к вам…

– По праву. – В короткой фразе слышалось легкое раздражение человека, не привыкшего отвечать на чужие вопросы. – Если вы оцените для меня эти бумаги, я буду очень признателен.

– С удовольствием. Они у вас с собой?

– Лучше, если вы сами приедете их посмотреть.

– Запросто. За магазином приглядит помощница. Я приеду завтра в десять.

Теббит резко кивнул, поднял воротник и смело бросился под дождь, обратно к своему «роллс-ройсу». Он даже не потрудился сообщить, где живет.

Следующее утро выдалось ясным, но горизонт затянуло темными облаками. Я сел в видавшую виды «тойоту» и выбрался на загородную трассу, прочь из Линкольна. Через несколько миль свернул на дорогу с односторонним движением и со сторожкой при въезде. Надпись на следующем посту гласила: «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

Под колесами стелился асфальт, по сторонам тянулась низкая металлическая ограда. Дорога вилась среди полей, тут и там росли дубы, паслись овцы. Я проехал около мили. Слева показалось маленькое озеро.

У коротенького причала ждала на привязи гребная лодка. За очередным изгибом дороги открылся усыпанный гравием внутренний двор – с фонтанами, безупречно ухоженными кустами и статуями в итальянском стиле, которые век-другой тому назад пользовались популярностью среди людей, державших в штате садовников.

Пока я поднимался по заросшей мхом лестнице, на меня холодно взирали поколения чужого семейного благополучия. На двери висел тяжелый медный молоток. Я постучал, и мне почти сразу открыли.

Девушке было лет девятнадцать. Темные глаза, собранные в хвост черные волосы, черные свитер и джинсы. И оценивающий взгляд.

– Папа сейчас будет.

Она провела меня по широкому коридору, и мы оказались в помещении, служившем, как я решил, кабинетом: где-то тридцать на двадцать футов, пол целиком застелен аксминстерским ковром. [3]

Одна из стен скрывалась за книжными полками со старыми, в дорогих переплетах, аккуратно расставленными томами (которые, подумал я, отродясь никто не читал). Девушка указала мне на кресло, а сама села напротив, с персидской кошкой на коленях.

Опять этот оценивающий взгляд.

– Значит, вы Гарри Блейк…

– Да.

– Меня зовут Дебби. Чем вы занимаетесь?

– Я антиквар. Собираю главным образом старые географические карты и рукописи.

– Скучновато…

– При наличии воображения – ничуть. А как насчет вас? – спросил я. – Интересуетесь чем-нибудь?

– Главным образом ночными клубами и лошадьми. – Она шаловливо улыбнулась. – А также симпатичными парнями.

Тут вошел ее папаша в старом свитере и мешковатых брюках.

– Это дело тебя не касается, Деб. Когда будешь выходить, закрой дверь.

Она швырнула кошку на пол и бросилась вон из комнаты, так и пылая негодованием юности.

Сэр Тоби жестом пригласил меня к столу, стоявшему у большого эркерного окна. Под окном раскинулась лужайка, а дальше начинались деревья. В их тени я заметил худощавого человека в высоких сапогах, с черным Лабрадором и винтовкой.

– Понятия не имел, что у меня есть родня на Ямайке…

Он помолчал, словно ожидая какого-то отклика.

Я кивнул. Фыркнув, он продолжил:

– Некто по имени Уинстон Синклер. По-видимому, я его ближайший родственник. На момент смерти у него ничего не было.

Теббит будто стыдился признаться в этом.

– Вы хотите, чтобы я глянул на эти бумаги?

– Вы и в самом деле покупаете и продаете старинные документы?

Под окном стоял деревянный ящик размером с коробку из-под печенья. Сэр Тоби водрузил его на стол.

Сбоку я увидел трафаретную надпись: «Кофе Силвер-Хиллз. 20 кг». Пошуршав упаковочной бумагой, Теббит извлек и протянул мне кипу листов (формата кварто) дюйма в три толщиной.

– Ничего в них не понял. А вы что скажете? Это ведь какая-то рукопись, верно?

Бумага хорошо сохранилась, хотя старые чернила приобрели коричневатый оттенок, а углы, как говорят антиквары, «пошли лисьими пятнами». Первая страница была отведена названию, написанному неуверенной, почти детской рукой и расползающемуся в разные стороны: «О МОЕМ ПУТЕШЕСТВИИ К БЕРЕГАМ АМЕРИКИ И МЕКСИКАНСКИМ ОСТРОВАМ, ГДЕ МНЕ СУЖДЕНО БЫЛО ОБНАРУЖИТЬ ОСТРОВА ЯМАЙКУ И КУБУ». Под заглавием значилось имя автора: «ДЖЕЙМС ОГИЛВИ». Мне это имя ничего не говорило. Я смог разучить на бумаге печать в виде короны, включенной в несколько овалов. Между овалами