2 страница
пусто. Само собой. Его секретарша сидела за своим столом и скучала, как обычно. Она занималась пасьянсом, выкладывая карты размеренными, механическими движениями.

– Доброе утро, Белинда.

– Доброе утро, шериф.

Она не подняла глаз.

– Кто-нибудь звонил?

– Нет, сэр.

– Кто-нибудь заходил?

– Нет, сэр.

– Как прошел вечер?

Она подняла взгляд, застигнутая врасплох, сжимая в правой руке туз пик.

– Что?

Впервые с тех пор, как Итан стал шерифом, в общении с Белиндой он вышел за рамки небрежных приветствий, прощаний и разговоров на служебные темы. В прошлой жизни она была медсестрой-педиатром. Интересно, знала ли она, что ему это известно?

– Я просто спросил, как вы провели вечер. Вчерашний вечер.

– А. – Она пропустила сквозь пальцы длинные седые волосы, стянутые в «конский хвост». – Прекрасно провела.

– Повеселились?

– Нет. Вообще-то нет.

Итан подумал, что Белинда, в свою очередь, задаст ему тот же вопрос – осведомится о том, как он провел вечер, – но спустя пять секунд неловкого молчания, пока они глядели друг другу в глаза, она так и не заговорила.

В конце концов Итан постучал по столу костяшками пальцев.

– Я буду у себя в кабинете.

* * *

Бёрк закинул ноги на массивный стол и удобно развалился в кожаном кресле с дымящейся чашкой кофе в руке. Голова гигантского лося таращилась на него с подставки на дальней стене. Благодаря этой голове и трем древним футлярам для ружей за столом Итан чувствовал, что у него в кабинете имеются все атрибуты провинциального шерифа.

Вот-вот должна была появиться на работе его жена. В прошлой жизни Тереза работала помощницей адвоката. В Заплутавших Соснах она была единственным риелтором города, что означало – она проводит дни, сидя за столом в редко посещаемом людьми офисе на Главной улице. Ее работа, как и подавляющее большинство других занятий местных жителей, была по большей части показушной. Очковтирательство для поддельного города. Лишь четыре-пять раз в году она и вправду помогала кому-нибудь с покупкой нового дома. Образцовых местных жителей каждые несколько лет награждали возможностью улучшить свои жилищные условия. Те, что пробыли здесь дольше всего и никогда не нарушали правил, жили в самых больших, самых красивых викторианских домах. А тем супружеским парам, в которых жены беременели, были почти гарантированы новые, более просторные дома.

В ближайшие четыре часа Итану нечем было заняться и некуда было идти.

Он открыл книгу, которую взял в кафе.

Проза была лаконичной и блестящей.

Он сглотнул, прочитав описание ночного Парижа.

Рестораны, бары, музыка, сигаретный дым.

Огни настоящего, живого города.

Ощущение огромного мира, полного разнообразия и завораживающих людей.

Свобода исследовать этот мир.

Спустя сорок страниц Итан закрыл книгу. Он не мог больше этого выдержать.

Хемингуэй его не отвлекал. Он не уносил его прочь от реальности Заплутавших Сосен. Хемингуэй тыкал его лицом в эту реальность. Сыпал соль на незаживающую рану.

* * *

Без четверти два Итан вышел из своего офиса и лениво прогулялся по тихим соседним улицам.

Все люди, мимо которых он проходил, улыбались и махали ему, приветствуя с искренним, казалось бы, энтузиазмом, как будто он жил тут годами. Если они втайне боялись и ненавидели его, то хорошо это скрывали. Да и с чего бы им было его бояться? Насколько Итан знал, в Заплутавших Соснах только он один знал правду, и работа его заключалась в том, чтобы и дальше поддерживать нынешний порядок вещей. Поддерживать мир. Поддерживать ложь. Скрывать правду даже от жены и сына. В первые две недели в должности шерифа он бо́льшую часть времени проводил, изучая досье на каждого жителя, изучая подробности их прошлых жизней. Детали их интеграции. Основанные на наблюдениях отчеты об их последующей жизни. Теперь он знал личные истории половины людей города. Их секреты и страхи.

Знал, кому можно доверить поддерживать хрупкую иллюзию.

Знал, в чьем лощеном фасаде имеются чуть заметные трещинки.

Он превратился в гестапо из одного человека.

Необходимость – он это понимал.

И все-таки все это было ему ненавистно.

* * *

Выйдя на Главную улицу, Итан шагал на юг до тех пор, пока не кончились тротуары и здания. Дорога тянулась дальше, и он дошел по ней до леса с высокими соснами. Городской шум замер вдали.

Миновав дорожный знак, предупреждавший, что впереди крутой поворот, Итан прошел еще пятьдесят шагов, остановился и оглянулся на Заплутавшие Сосны. Никаких машин. Все тихо и спокойно. Ни звука, кроме голоса одной-единственной птицы, щебечущей на высоком дереве над головой.

Он шагнул с обочины и углубился в лес. Воздух пах сосновыми иглами, нагретыми солнцем.

Итан шел по пружинящей лесной подстилке, через полосы света и теней.

Он шел достаточно быстро, чтобы рубашка на спине вспотела. Там, где ткань прилипла к коже, ощущалась прохлада.

Это была приятная прогулка. Ни надзора, ни людей. Лишь один человек, идущий через лес, на недолгие минуты оставшийся наедине со своими мыслями.

Оставив дорогу в двухстах ярдах позади, Бёрк добрался до больших камней – груды беспорядочно разбросанных меж сосен гранитных блоков. Там, где лес начинал подниматься в гору, высился наполовину обнажившийся пласт скальной породы.

Итан подошел к этому месту.

С расстояния в десять футов гладкая поверхность вертикальной скалы казалась настоящей. Вплоть до прожилки кварца и ярких пятен мха и лишайника. Но при близком рассмотрении иллюзия переставала быть такой убедительной, поверхность скалы была слишком уж правильным квадратом.

Итан отступил назад на несколько шагов и стал ждать.

Вскоре он услышал приглушенный механический гул начавших поворачиваться механизмов. Вся поверхность скалы поднялась, как гигантская дверь гаража – достаточно широкая и высокая, чтобы в нее вписался трактор с прицепом.

Итан нырнул под поднимающуюся дверь, в сырую подземную прохладу.

– Здравствуйте, Итан.

– Маркус.

Тот же провожатый, что и раньше, – парень двадцати с чем-то лет со стрижкой «ежик» и четко очерченным подбородком, смахивающий на пехотинца или копа. На нем была желтая ветровка, и до Итана дошло, что сам он снова забыл куртку. Ему предстояла еще одна ледяная поездка.

Маркус оставил работающий на холостом ходу «Вранглер» без дверей и крыши повернутым туда, откуда приехал.

Итан забрался на переднее пассажирское сиденье.

Входная дверь с глухим стуком закрылась за ними.

Маркус снял машину с ручного тормоза, включил передачу и сказал в головной телефон:

– Встретил мистера Бёрка. Уже едем.

Джип рванулся вперед и помчался по единственной неразмеченной полосе древней мостовой.

Они летели по дороге, уходившей вверх под углом в пятнадцать градусов. Стены тоннеля были из обнаженной скальной породы. Местами по скале стекали струйки воды, паутинкой лежали на дороге. Время от времени по лобовому стеклу ударяли случайные капли. Флуоресцентные светильники мелькали над головой, размазываясь и сливаясь в реку болезненно-оранжевого цвета.

Здесь пахло камнем, водой и выхлопными газами.

Рев мотора и шум ветра были слишком сильными, чтобы разговаривать, и Итана это вполне устраивало. Он откинулся на спинку сиденья с серой виниловой обшивкой, борясь с желанием потереть руки из-за непрекращающихся порывов холодного влажного ветра.

На уши давило все сильнее, рев мотора начал утихать.

Он сглотнул.

Шум вернулся.

Они продолжали ехать вверх.

При скорости в тридцать пять миль в час то была всего лишь четырехминутная поездка, но казалось, что она длится дольше. Во всем этом холоде, шуме и ветре было нечто, сбивающее с толку, мешающее точно определить время.

Ощущение того, что буквально вгрызаешься в недра горы.

Нервирующее ожидание того, что вскоре увидишь его.

* * *

Тоннель перешел в громадную пещеру, в которой хватало места для десяти складов. Миллион квадратных футов или больше. Пространство, достаточное для того, чтобы собирать здесь самолеты или космические корабли. Но вместо этого на складах хранилась провизия. Громадные цилиндрические резервуары, полные продуктов. Длинные ряды полок сорока футов в высоту, набитые пиломатериалами и разными припасами. Здесь было все, необходимое для существования последнего города на Земле в течение многих грядущих лет.

Маркус въехал в дверь, на стекле которой по трафарету было написано слово: «Консервация». За дверью виднелся туманный голубой свет, и осознание того, что там, внутри, словно провело ледяным пальцем по спине Итана.

Консервы Пилчера.

Сотни.

Каждый обитатель Заплутавших Сосен, включая самого Итана, был химически законсервирован в этом помещении на восемнадцать сотен лет.

Джип рывком остановился рядом с двойной стеклянной дверью.

Маркус выключил зажигание, и Итан вылез из машины.

Провожатый набрал на панели код, и двери раздвинулись.

Они прошли мимо вывески «Уровень 1» и углубились в длинный пустой коридор.

Без окон.

Гудели флуоресцентные светильники.

Пол был выложен в шахматном порядке черными и белыми плитками.

Через каждые десять шагов попадалась дверь с маленьким круглым окном.

Никаких дверных ручек – двери открывались только карточкой-ключом.

Большинство окон были темными, но через одно из них за Итаном наблюдала аберрация: зрачки больших, молочно-белых глаз расширены, бритвенно-острые клыки обнажены, один черный коготь постукивает по стеклу.

Эти твари посещали его в ночных кошмарах. Итан просыпался, обливаясь по́том, заново переживая нападение, и Тереза похлопывала его по спине и шептала, что он в безопасности,