Как и на всех приезжающих в Израиль, на Рэнда произвели сильное впечатление здешние контрасты. В Америке, в выпусках новостей, об Израиле рассказывали как о территории военных действий, хотя, по крайней мере на первый взгляд, здесь было не менее мирно и безопасно, чем в окрестностях его дома в Огайо. И тем не менее стена ненависти разделяла евреев и арабов в течение тысячелетий. Они всегда были врагами в борьбе за воду, землю и работу, но, несмотря на это, Рэнд видел, что они живут здесь бок о бок — работают, ходят по магазинам, завтракают, обедают и ужинают. Большую часть времени жизнь в Израиле протекала без инцидентов, так что Рэнд не переставал удивляться, видя вооруженных солдат в городских автобусах и надежную охрану у каждого более или менее солидного заведения. В целом, как понял Рэнд, в Израиле было нормой то, что обычный человек (в его представлении) посчитал бы из ряда вон выходящим.
Рэнд продолжал медленно вести машину по изрытой улочке, пробиваясь сквозь обозленную толпу в надежде разглядеть хоть какой-нибудь указатель и понять, куда надо ехать дальше. Очень хотелось открыть окна, но ехать с поднятыми стеклами казалось безопаснее. Пот градом катился со лба, капал с носа и бровей. Солнце заливало салон, стало невыносимо жарко. Светло-синяя рубашка Рэнда прилипла к телу и промокла от пота. Засунув палец за воротник, Рэнд подергал его, пытаясь создать хоть видимость вентиляции, но рубашка была слишком мокрая и липкая. Он облизнул губы.
Внимание толпы что-то привлекло… Это был он! Рэнд с ужасом смотрел, как демонстранты направляются в его сторону. Кто-то показал на него пальцем, и машину немедленно окружили люди. Ехать дальше стало невозможно. На его «фиат» напирали со всех сторон, стучали кулаками по крыше и бортам, что-то выкрикивали. Можно подумать, это он в ответе за тысячелетнюю вражду между арабами и евреями.
— О нет, — прошептал Рэнд, — только не это.
Толпа начала раскачивать машину, и у него внутри все сжалось. Несколько раз Рэнд повторял все те же слова, как молитву, пока не заглох мотор. Толпа сделалась плотнее, и в какой-то момент ему показалось, что человеческая масса сейчас просто раздавит машину. Рэнд уперся руками в крышу, как будто это могло остановить давление снаружи.
Он видел вокруг себя искаженные злобой лица и сжатые кулаки. Больше ничего — ни неба, ни домов, ни окружающей местности. И вдруг, повернувшись к окну у переднего пассажирского сиденья, заметил прижатого лицом к стеклу мальчишку лет четырнадцати-пятнадцати. Это выглядело так, будто мальчик всматривался в витрину магазина игрушек. На мгновение их взгляды встретились. И тут лицо парнишки исказилось от боли, глаза остекленели и закатились.
— Остановитесь! — заорал Рэнд, колотя по стеклу. — Вы его раздавите!
Он показывал на мальчика, по лицу которого уже разлилась смертельная бледность.
Рэнд бросился к окну, не переставая кричать. Стиснув зубы, он изо всех сил пытался повернуть ручку стеклоподъемника, но она не двигалась. Пересев ближе, Рэнд потянул еще сильнее, но ручка осталась у него в руке. Бросив ее на пол, Рэнд уперся руками в стекло напротив лица мальчишки, потерявшего сознание, чтобы привлечь внимание толпы.
«Может быть, кто-то заметит, что случилось», — подумал он.
Вдруг поверх криков толпы прозвучали выстрелы, и Рэнд с облегчением увидел, что люди стали разбегаться. Мальчик сполз по борту «фиата» и осел на землю, как мешок с картошкой.
Впереди Рэнд увидел строй израильских солдат. В руках они держали автоматические винтовки стволами вверх. Демонстранты медленно отступали к востоку, время от времени оборачиваясь, чтобы выкрикнуть проклятье или бросить камень.
Рэнд поспешно открыл легко поддавшуюся дверь. Солдаты разделились на две группы: первая отгородила его от удаляющейся толпы, а вторая, из трех человек, подошла к машине со стороны переднего пассажирского сиденья. Мальчик уже пришел в сознание, и солдаты стали кричать на него и избивать — прикладами винтовок, ногами.
— Нет! — закричал Рэнд, протискиваясь в дверь и выпрямляясь.
Он обежал машину спереди и начал расталкивать солдат.
— Стойте, что вы делаете! Он же еще ребенок!
Один солдат обернулся и поднял винтовку, будто собираясь ударить Рэнда по голове. Рэнд резким движением перехватил ее за приклад и с яростью посмотрел солдату прямо в глаза.
— Давай, — тихо, но твердо сказал он по-английски. — Бей и меня.
Они молча смотрели друг на друга, пока Рэнд не бросил приклад.
Солдат тоже ослабил хватку и медленно опустил винтовку, не сводя с Рэнда глаз.
— Мы спасли вам жизнь, — сказал он по-английски с сильным акцентом.
— Я знаю.
Рэнд присел на корточки рядом с мальчиком, скорчившимся на дороге. Тот вздрогнул: по-видимому, он так и не понял, о чем Рэнд спорил с солдатами.
«А ведь я тоже только что спас ему жизнь», — подумал Рэнд.
4
«Эль-Аль», рейс 106
Развернув пластинку жевательной резинки, Трейси сунула ее в рот. Когда пассажиры заняли места в салоне авиалайнера, пилот объявил, что взлет разрешен. Салон и кабина экипажа огласились приветственными возгласами.
Трейси сидела рядом с проходом между креслами. Напротив нее, в среднем ряду, никак не могла устроиться поудобнее девочка лет четырех. Крохотные ножки едва выступали за край кресла. Справа от нее сидела молодая женщина, по-видимому мать девочки. Она была занята другим ребенком, еще младше, который лежал на соседнем кресле.
— Хочешь жвачку? — спросила Трейси девочку, приоткрыв блестящую фольгу и протянув пачку. — Чтобы уши не закладывало.
Кроха поглядела на Трейси и обернулась к матери. Трейси заметила, что та следила за их разговором. Мать улыбнулась и кивнула, разрешая взять жвачку.
Девчушка торопливо засунула пластинку в рот и принялась старательно жевать. Трейси с улыбкой откинулась в кресле и закрыла глаза.
Проснулась она минут через двадцать, когда пробиравшийся в сторону туалета грузный мужчина задел ее локтем. Открыв глаза, Трейси потянулась за журналами, торчавшими из кармашка на спинке переднего кресла.
Их было два, один рекламный, авиакомпании, а второй, толстый и приятно пахнущий, — женский журнал «Gorgeous».[3]
— Что читаем?
Трейси подняла глаза от статьи «Блеск волос, который ты оценишь». На нее смотрел, обернувшись с переднего кресла, светловолосый парень лет двадцати с небольшим, идеально подстриженный. Трейси показала обложку.
— «Gorgeous»?
Мистер Идеальная Стрижка оценивающе и не спеша рассмотрел лицо Трейси, взгляд скользнул ниже, по ее груди и скрещенным ногам. Парень довольно ухмыльнулся.
— Зачем ты это читаешь? Тебе можно в этот журнал статьи писать.
— Скажи, я выгляжу такой дурой? Можно подумать, что куплюсь на дешевый комплимент? — Трейси презрительно склонила голову набок.
— Н-ну…
Парень смутился и даже покраснел.
— Э-э… я не в этом смысле…
Вдруг мистер Идеальная Стрижка дернулся и резко выпрямился: тележка с напитками, которую катила по проходу стюардесса, врезалась в