не два мы имели несчастье выслушивать его вирши и комментарии к ним, отпускаемые юной Еленой де Вьерзон. Громче всех над ними смеялся ее брат - однорукий Жан-Франсуа, который больше удался в мать - черными как смоль волосами и смуглым оттенком кожи. Глядя на него, я был склонен согласиться с де Морнеем, - у наследника графа Фионского явно были не все дома, либо он намерено бросал вызов всему обществу, собравшемуся за столом, а, что более вероятно, всему миру. От шуточек, им отпускаемых морщились и его родители и сестра с виршеплетом, но в подлинный ужас они приводили Бернарда де Сен-Жамона, смешного дворянина, говорившего немного в нос и при этом еще и картавящего, а исповедника графини Мориса Лежара заставляли укоризненно качать головой. Лишь меня да капитана д'Аруа грубости молодого человека оставляли равнодушным, мы оба привыкли к подобному поведению. Сын хозяина дома чувствовал свою безнаказанность - правила хорошего тона не позволили бы ни мне ни д'Аруа вызвать его на дуэль. Капитан, к слову, лишь раз обмолвился о происшествии на границе провинции, да и то бросил лишь одну реплику:

- Мои люди сообщили мне, что вы с вашим спутником отделали их, правильно сделали.

- Ваши люди, капитан, ведут себя, как разбойники, - прогнусавил Сен-Жамон. - Видит Господь, я бы лучше раздал те деньги, что я плачу на их содержание, нищим.

- Так сделайте это благое дело! - хохотнул Жан-Франсуа. - На том свете вам зачтется, не так святой отец? Ни одно благое дело не должно остаться безнаказанным! - И он шутовски потрепал пустой рукав, демонстрируя его всем собравшимся.

- Жан-Франсуа, - оборвала его эскападу мать, - тебе вредно столько пить.

- Мне, матушка, вредно столько не пить, - возразил тот, - в противном случае я свихнусь окончательно.

- Так как же вы, шевалье, намерены покончить со Зверем? - чтобы разрядить обстановку поинтересовался Лежар.

- Я еще не знаю, - пожал плечами я, - слишком мало сведений о нем я сумел собрать.

- И как по-вашему, это действительно посланец Врага рода людского? - раздался приятный голос.

В комнату вошел высокий мужчина с бледным лицом и седыми волосами, хотя он и не был старым, одетый по последней моде, однако пестроте предпочитавший строгий черный цвет, что в наши дни встречается довольно редко. Оружия он не носил, однако во всей осанке его и манере держаться сквозило врожденное благородство, не оставлявшее места для малейших сомнений в его происхождении.

- Простите мне небольшое опоздание, - улыбнулся он хозяевам, - граф, графиня. - Он занял место как раз по левую руку от Жана-Франсуа, мгновенно угомонившегося при его появлении и вплотную занявшегося уничтожением вина. - Так вы не ответили мне, шевалье... Мы не были друг другу представлены.

- О, простите старой даме небольшую забывчивость, - еще милее улыбнулась Жермона де Вьерзон, продолжая играть роль гостеприимной хозяйки. - Эжен де Бренвиль, Арман де Кавиль.

- Приятно познакомиться, - сказал вновьприбывший, кивая мне.

- Взаимно, - ответил я.

- И все же мой вопрос, шевалье де Кавиль, - напомнил де Бренвиль, - каков будет ваш ответ?

- Как я уж сказал благородным господам, у меня слишком мало сведений, чтобы высказываться однозначно, но если судить по описанию, которое дают выжившие очевидцы, я скорее склонен предположить, что - Зверь бестия из плоти и крови, а не создание Баала. Того же мнения и брат Гракх, я поговорил с ним вчера.

- Тот самый шпон Хитрого коибрийца? - усмехнулся де Бренвиль. - Что же он здесь делает в таком случае?

- Я спрашивал у него, но он отговорился тем, что у баалоборца и без Зверя достаточно дел.

- Славный ответ, - встрял Жан-Франсуа, - ему наши дожди мешают разводить костры, не иначе, а то бы он уже расстарался вовсю. Этим салентинцам только дай волю. - И он вновь хрипло рассмеялся, поднимая бокал, полный вина.

- Гракх - не салентинец, - покачал головой де Бренвиль, - как и все мистики, он не имеет национальности. Вообще же он - подданный Иберийской короны, был по крайней мере, когда я встречался с ним в последний раз.

- Так вы знакомы? - удивился я.

- У меня довольно широкий круг знакомств, - усмехнулся де Бренвиль. - Итак, если Зверь - не тварь Долины мук, то кто же он?

- Существо из плоти и крови, как любое животное в нашем мире и, не сочтите за бестактность, мы, люди.

Это мое заявление привело общество, за исключением Жана-Франсуа и де Бренвиля, повергло в изумление, но, видимо, все слишком привыкли к эксцентричным выходкам графского сынка, потому что почти сразу прерванные ею разговоры продолжились, будто бы я ничего такого не сказал.

- Я не могу понять и принять вашей позиции по этому вопросу, - произнес Морис Лежар, - но даже если вы правы, то не можете отрицать, что Зверь послан нам в предупреждение о будущей каре, кою обрушит на нас, если мы продолжим жить той жизнью, как сейчас.

- Быть может и так, - признал я, - и все же он убивает не закоренелых грешников, но женщин и детей, а также демонстрирует всем и вся собственную мощь, оставляя некоторых в живых. Не слишком ли избирательно для кары Господней?

- Неисповедимы пути Его, - возвел очи горе клирик. - И не нам судить о них.

- Очень удобная отговорка, отче, - рассмеялся своей шутке Жан-Франсуа, - особенно если ответа а вопрос не знаешь!

- Жан-Франсуа, - оборвала его мать, - по-моему, тебе достаточно на сегодня вина...

- И общения, - буркнул Жан-Франсуа, поднимаясь. - Прощу прощения за то, что ухожу так рано.

- Ему все хуже, - грустно протянула Елена, - а мне все чаще вспоминается, каким он был в детстве, как мы играли вместе.

- Вас было водой не разлить, - горько усмехнулся ее отец. - И что только потянуло его на Модинагар?

- Говорят под солнцем этого континента у людей плавятся мозги, - блеснул знаниями Максим де Боа.

- Вам это не грозит ни в малейшей степени, - прокомментировала его очередную глупость Елена.

Поэт скрипнул зубами от гнева и уткнулся носом в свою тарелку. И правильно сделал, есть - это самое умное, что он мог дела своим ртом. От его виршей у меня лично начинало першить в горле.

- Что вы намерены предпринять в охоте за Зверем? - спросил у меня граф. - Ни один из общепринятых способов результатов не принес. Мы устраивали на него облавы едва ли не всей провинцией, но никто