Откровенно говоря, ему даже нравились тишина и уединение этого чулана. Уилл перестал сопротивляться, когда его тут запирали (и подпортил хулиганам веселье, но не настолько, чтобы те отступились). Тут над ним никто не смеялся, не унижал и не оскорблял. Никто не говорил, что он просто ищет внимания (это особенно злило Уилла: как раз внимания он изо всех сил старался избегать), и не бил — ведь били обычно те же, кто запирал дверь с другой стороны. А еще никто не притворялся, будто понимает его чувства. Никто не сравнивал его ситуацию со своей: конечно, ведь как-то раз из-за ангины он на целую неделю потерял голос. Здесь, в подсобке, Уилла просто оставляли в покое. Одна беда: мучил голод. Именно поэтому, получив от Мо СМС с вопросом «Ты где?», Уилл уже начал было писать ответ, когда услышал в коридоре голос миссис Торп.
— О, привет, Дейв.
Сью Торп, директор школы, отличалась от других своих коллег — поборников строгой дисциплины, которые редко стригли волосы в носу, но часто теряли терпение и не могли даже взглянуть на линейку без желания кого-нибудь ею хлестнуть, причем неважно, ученика или нет. У миссис Торп был легкий характер и веселый нрав. В целом ученики ее любили, хоть порой она с трудом подавляла настойчивое желание запустить в них чем-то из канцелярских принадлежностей.
— Сью! Рад тебя видеть.
Уилл не сразу, но узнал голос мистера Коулмана.
— Как прошло утро? — спросила директор.
Мистер Коулман вздохнул.
— У тебя бывало такое: ведешь урок, смотришь на учеников — а они внимательно слушают и прямо на глазах становятся умнее? И ты стоишь и думаешь: «Вот почему я стала учителем. Вот мое призвание»?
Миссис Торп помедлила с ответом.
— Вообще-то нет.
— Вот именно, — отозвался мистер Коулман. Уилл улыбнулся.
— Стало быть, все как обычно?
— Все как обычно, — повторил учитель. — Хотя нет. Вру.
— Что такое? Расскажи.
— Знаешь мальчика по фамилии Малули?
— Уилла? — уточнила директор.
— Да. Молчуна.
— Славный мальчик. Хороший ученик. А почему ты спрашиваешь?
— Он правда не может говорить? Или это просто часть обряда посвящения для новых учителей?
— Говорить он может. Просто… не хочет. Это так называемая избирательная немота, — пояснила миссис Торп.
— Ух ты! Вот бы и мои дети иногда избирательно молчали.
— С языка снял.
— Он всегда был таким? — спросил мистер Коулман.
Уилл сжался: он точно знал, что скажет дальше миссис Торп.
— Его мама погибла около года назад. Автокатастрофа. Машину развернуло на льду, и она врезалась в дерево. Бедняжка Уилл был внутри. С тех пор он не разговаривает.
Мистер Коулман что-то пробормотал — Уилл не расслышал, что именно, но, должно быть, какое-то ругательство. Во всяком случае, миссис Торп согласилась.
— Имей в виду: старшие ребята над ним иногда издеваются. Я вызывала их к себе, но ты сам знаешь, какими бывают подростки.
— К сожалению, да.
Они зашагали дальше по коридору, и скоро их голоса стихли.
Уилл посидел в подсобке еще несколько минут. Аппетит у него пропал, но теперь мальчику казалось, будто темнота вокруг стала сгущаться, и он написал Мо, чтобы тот пришел вызволить его.
Глава 4
Прозвенел звонок с урока, и во двор хлынула орава школьников. Дэнни высматривал в море красных пиджаков Уилла, пока они с Мо не вынырнули из толпы. За ними по пятам следовал Марк с дружками: Гэвин бросал в Мо арахис, а Тони упорно наступал Уиллу на пятки, и тот спотыкался. Марк шагал позади, гордо улыбаясь своим вышколенным прихвостням. Однако, поймав взгляд Дэнни, он схватил обоих за шкирку и исчез в толпе.
Уилл махнул другу на прощание. Дорогу он переходил, опустив голову и сунув руки в карманы.
— Кто это? — спросил Дэнни, кивая на Марка.
Уилл пожал плечами и тряхнул головой.
— Если бы я так выглядел, то засудил бы родителей.
Сын осклабился, но по-настоящему так и не улыбнулся.
— Ты же скажешь, если они будут над тобой издеваться?
Уилл кивнул, но Дэнни это не убедило.
— Идем.
* * *Уилл упорно смотрел себе под ноги, пока отец читал эпитафии на надгробиях, таких холодных и тусклых под собиравшимися в небе сизыми тучами.
Дэнни точно знал дорогу, но все равно тянул время. Он делал это не из желания побыть тут подольше, нет: ему, как и Уиллу, не терпелось уйти. После аварии прошло уже больше года, но он все еще не мог принять смерть жены. Во всяком случае, не в привычном смысле этого слова. Лиз больше нет — это он понимал. Однако не понимал другого: разве это может быть навсегда? По его представлению, она ушла так же, как когда-то отец: тот был жив (хотя Дэнни не знал наверняка, да и особо не интересовался), но отсутствовал в его жизни. В некотором смысле такая иллюзия оказывалась более жестокой, чем сама смерть: она давала надежду (пусть и совсем крохотную) свернуть однажды за угол или переступить порог — и увидеть жену. Иногда, зайдя в комнату, Дэнни отчетливо слышал запах ее духов; различал ее голос в уличной толпе или в полудреме чувствовал прикосновение ее руки. Порой казалось, что она так близко — только обернись; но стоило сделать это, как Лиз растворялась среди людей, а ее голос уносил ветер. Она будто бы существовала, но в параллельном мире; так, бывает, живут двое соседей по многоэтажке: слышат друг друга, но никогда не пересекаются. Имя жены, выбитое на холодной и безжизненной гранитной плите, разрушало эту иллюзию. Именно поэтому Дэнни так не любил ходить на кладбище.
— Вот мы и на месте. — Помедлив, он присел возле черного надгробия с золотыми буквами и положил на него руку. Уилл топтался рядом.
Простая могила разительно отличалась от вычурных статуй и памятников, стоявших вокруг в гробовой тишине. Внутри прямоугольной оградки все было усыпано зеленой стеклянной крошкой. Обычно она сияла и переливалась на солнце, как рябь на водной глади, но сегодня выглядела так же уныло, как и поблекший букет, который Дэнни принес в прошлый раз.
— Всегда любила тюльпаны. — Он вытащил из небольшой металлической вазы старые цветы и поставил свежие. Аккуратно расправив их, Дэнни смахнул с надгробия невидимую пылинку и взглянул на сына. — Как думаешь, ей понравится этот цвет? Желтых у них не было.
Мальчик смотрел на могилу, сжав челюсти.
— Не хочешь что-нибудь сказать маме? — продолжил Дэнни. — В ее день рождения?
Уилл покачал головой, не сводя глаз с имени, выгравированного на камне.
— Давай. — Дэнни положил ладонь ему на плечо. — Попробуй.
Но сын сбросил его руку, развернулся и зашагал прочь по дорожке.
— Уилл! — закричал Дэнни и тут же, смутившись, извинился перед старушкой, сердито глядевшей на него с соседнего участка. Он