У нас с Тарой не всё было гладко. Примерно с год назад мы потеряли ребенка, и после этого она избегала близости. Я любил Тару, но ее запрет на секс влиял на меня сильнее, чем я того хотел. Иногда я переживал, что не смогу удержать себя в узде, боялся, что животное начало толкнет меня на измену.
Тем не менее я никогда не переходил черту. И сейчас я чувствовал себя виноватым и недоумевал от того, как мое тело отозвалось на соблазнительные изгибы Шелли, подчеркнутые спортивной одеждой. А еще этот странный флирт, если это, конечно был он. Или мне показалось?
Нет, я был уверен, что понял ситуацию верно.
В какой-то момент я просто забил. Что-то витает в воздухе, весенняя лихорадка.
Тогда я и не подозревал насколько был прав. В воздухе действительно что-то было. Музыка и волшебство. И это влияло и на меня, и на мою собаку.
Большой Стив дернул поводок, увлекая меня вперед.
Мы пересекли аллею и пошли по полю, двигаясь в том же направлении, в котором исчезла Шелли. Трава была мокрой от росы. Стив шел по следу, уткнувшись носом в землю.
В ветвях большого дуба две белки праздновали весну, делая бельчат.
Я задался вопросом, станем ли я и Тара когда-нибудь родителями. Потом вспомнил о последнем выкидыше. Грусть заполнила меня изнутри, и я прикладывал огромные усилия, чтобы не заплакать.
Стив, как и полагается хорошей собаке, тянул поводок, отгоняя плохие воспоминания.
Мы шли дальше. Влажная трава намочила мои ботинки и лапы Стива. Я решил обойти детскую площадку стороной. Будет нехорошо, если соседские дети, слетая с горки, приземлятся в кучу собачьего дерьма. Будто читая мои мысли, Стив прилежно наложил кучу в траву. Морщась от запаха, я отвернулся. Пес вилял хвостом и, казалось, ухмылялся. Мы пошли дальше.
Округа оживилась. Черный «Шеви» Пола Легерски рычал в конце переулка, из колонок доносилась «Liquid noose» от Flotsam and Jetsam. Старая, но все еще жгучая песня. Пол включил басы на полную катушку, прямо как подростки со своим хип-хопом. Он посигналил и помахал мне, я тоже его поприветствовал. Пол и его жена Шеннон — славные люди. Один из моих соседей, Мерл, заводил газонокосилку. Она трещала, глохла, потом снова трещала. Ругательства Мерла были слышны на всю округу. Я рассмеялся. Потом услышал журчание воды, когда Дейл Хобнер, другой сосед, включил садовый шланг. Стая гусей пролетела над головой, возвестив о своем возвращении дружным кличем. Пчелы жужжали в клевере рядом с качелями.
Но среди всех этих знакомых звуков был еще один. Я подумал было, что мне показалось, но уши Большого Стива стояли торчком — он тоже его слышал.
Звук послышался снова: легкая, радостная мелодия. Казалось, кто-то играет на флейте: всего несколько коротких, произвольных нот. Раз, и они растворились в воздухе. Я обернулся к Шелли — может быть, и она их слышала. Но она исчезла —лес будто проглотил ее.
В какой-то мере, я думаю, именно это и случилось.
Мелодия прозвучала снова — далекая, но ясная. Я снова возбудился и смутно раздумывал: «Почему?». Шелли рядом не было. Вообще никого не было. Я не думал о сексе. Странно.
Большой Стив замер в стойке, шерсть на загривке встала дыбом и он зарычал. Я дернул поводок, но он не сдвинулся с места. Рык стал громче, напряженнее. Я заметил, что у Стива тоже встал.
— Перестань, — сказал я. — Успокойся уже. Наверняка какой-нибудь ребенок занимается.
Большой Стив взглянул на меня, потом повернулся к лесу и продолжил рычать.
Музыка внезапно оборвалась. Словно кто-то повернул выключатель.
Тут меня озарило:
«Утро понедельника».
Значит, дети должны быть в школе. Это не мог быть занимающийся ребенок. Тут Стив успокоился и принялся обнюхивать всё вокруг, виляя хвостом.
Узкая тропинка, ведущая к лесу, пряталась между двумя большими кленами. Я не знаю кто проложил ее — олени, или люди — но Большой Стив и я ходили по ней каждый день. Мы шли по лесу, опавшие листья хрустели под ногами, а над головой распускались новые листочки. Цветы прорывались из черной земли, окаймляя тропу красками и наполняя воздух сладковатым ароматом.
Пока я ловил огонек зажигалки кончиком сигареты, Большой Стив вертелся около замшелого пня. Выдохнув облако дыма, я запрокинул голову и заметил густой лиственный полог — тут было так темно, а ведь мы только на границе леса.
«Первобытный», — подумал я.
Мурашки пробежали по спине и рукам. Казалось, лучи солнца не доходят сюда. В лесу не было тепла, только холодные тени.
Сначала было тихо, но постепенно появились признаки невидимой жизни. Пели птицы, белки играли на сучьях. Где-то в небе пролетел самолет, неразличимый за верхушками деревьев. Наверное, направлялся в аэропорт Балтимора или Харрисбурга. Появилось солнце, проглядывающее сквозь ветви, но я всё же не чувствовал его тепла. Рассеченные листвой лучи неровными бликами легли на тропинку.
Большой Стив потянул поводок — мы отправились дальше. Извилистая тропинка неуклонно спускалась вниз. Мы пробирались через цепляющиеся лозы с шипами, и я заметил несколько малиновых кустов. Я ждал лета с нетерпением: соберу ягод — Тара испечет пирог… Голубоватый мох лип к земле, серые камни торчали из земли, как наполовину выкопанные скелеты динозавров. И наконец, там были сами деревья — высокие, суровые и величественные.
Меня снова пронзил озноб. Воздух стал холодным, куда более подходящим ко времени года. Переступив через упавший ствол, я вновь задумался о том, кто проложил эту тропинку и кто по ней ходил, кроме меня и Большого Стива. Мы не заходили дальше, чем на милю, но тропинка убегала вперед. Как глубоко в лес она уходила? Пересекала его весь, насквозь? Сливалась ли она с другими, уже зарастающими тропами? Шла ли она до лощины Ле Хорна?
Я уже упоминал лощину. Мне довелось побывать там только раз, когда я еще учился в школе и искал укромное местечко, чтобы залезть в трусики Бекки Шрам. Это было наше первое свидание, и я помню его очень хорошо — 1987-ой, выпускной год. Мы смотрели «Пятницу 13» — не помню, какую часть — а после катались в моем «Мустанге» 81 года, слушали Ratt «Out Of The Cellar» и болтали о школе и всякой всячине.
В итоге мы оказались на грунтовой дороге, которая вела к ферме Ле Хорна. Дом и подсобные помещения