К несчастью, Фрэнки израсходовала почти весь запас. И Окороку с остальными, думала она, это не понравится.
Старик, наконец, затих. Фрэнки осторожно выглянула за дверь. Его черный костюм превратился в розовую колышущуюся массу обнаженных мышц и нервных окончаний. Грудь продолжала вздыматься и опускаться. Жизнь, которую подарили ему родители, упрямо не желала уходить. Она не сдавалась без боя.
Смерть была сильнее. И она была терпелива.
В окно туалета Фрэнки наблюдала, как он умирает, и уже прикидывала, через сколько времени воскреснет.
У нее заныли руки. Внутри все сжалось, она ощутила в себе пустоту. Пошарила в кармане, пытаясь найти что-либо, чем можно ее заполнить. Последний героин.
— Я не дам тебе пропасть даром, — пробормотала она.
Она приготовила дозу, ложку, промокашку и зажигалку, принялась облизывать потрескавшиеся губы.
Вскоре ничто из того, о чем она думала, уже не имело значения. Ни старик, ни голуби, ни Окорок со своей компанией, ни даже ее ребенок. Единственное, что было важно, так это жадные, сморщенные дорожки на ее руках, словно рты неуемных младенцев, требующих соска.
Она перевязала руку. Игла нашла вену. Она нажала на поршень.
В кровь разлилась сладкая истома — она убаюкивала, увлекала за собой. Через несколько секунд Фрэнки захлестнула знакомая эйфория. В животе стало тепло. Ее будто обернули приятной на ощупь материей. Лицо вспыхнуло, зрачки сузились… Фрэнки выплыла из туалета, воспарила над зоопарком и унеслась над руинами Балтимора и всего живого мира.
***
Фрэнки лежала в больнице. Яркий свет слепил ей глаза. На нее безучастно смотрели лица, закрытые хирургическими масками. На перчатках доктора блестела кровь.
Она чувствовала боль. Она лежала вывернутая наизнанку, но доктор и медсестры будто этого не видели или им было все равно. Они обсуждали утренние новости (кто-то умер и вернулся к жизни?), и она видела это по их глазам, в которых отражалась только одна мысль: «Очередная шлюха-наркоманка рожает нежеланного ребенка».
Ну и в жопу их! Ей-то какое дело? Пусть это их впечатлит! У большинства героинщиц случался самопроизвольный аборт. Ей же хватило сил выносить весь срок.
И чем скорее она родит, тем скорее сможет взять ребенка и уйти…
(Принять дозу.)
…что-то порвалось, и она завыла в агонии, доктор сказал, что придется резать.
— Не напрягайтесь.
— Иди нахер! — крикнула она.
Фрэнки стала тужиться изо всех сил, так, что почувствовала, будто у нее трещит позвоночник. Что-то сломалось. Она ощутила это даже сквозь боль.
Сломалось что-то маленькое, но это изменило все.
— Тужьтесь! — приказал доктор.
— Определись уже, мать твою! — закричала Фрэнки, но сама продолжила.
Агония достигла крещендо, а потом давление исчезло в один миг, и Фрэнки расплакалась.
Плакала она одна.
Она услышала, как одна из медсестер заметила:
— Я не удивлена.
— Семнадцать часов семнадцать минут, — произнес доктор.
— Мой ребенок, — взмолилась Фрэнки сухими, затянутыми коркой губами. — Что с моим ребенком?
Медсестра отошла, унеся его с собой…
— Мой ребенок!
Медсестра обернулась и посмотрела на нее. Она не сказала ничего, но Фрэнки поняла. Все поняла.
Мертвый.
Мертворожденный.
А потом ей в руку вонзилась игла. Наконец-то блаженная игла…
Медсестра исчезла за дверью — исчезла вместе с ее ребенком.
Фрэнки закрыла глаза, всего на секунду. А потом широко их распахнула, когда, уже в коридоре, ее мертвый ребенок заплакал и медсестры подняли крик.
***
Крик не утихал и после того, как Фрэнки резко проснулась. Обычно она отключалась на три-четыре часа и не отдавала себе отчета во времени. Снаружи было еще темно, и она содрогнулась, прижавшись к холодной туалетной кабинке. Крик исходил изнутри. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы полностью прийти в себя. Конечности все еще оставались вялым.
Подстегиваемая остатками героина и страхом, она прокралась к двери и выглянула наружу.
Старик снова шевелился…
…и его нашел Черный.
Из разинутого рта гангстера вырвались еще более ужасные крики, когда старик залез руками ему в живот и вытащил для себя угощение — липкие и влажные кишки. Гангстер забился, дико размахивая руками и ногами, тогда как зомби впился в него еще глубже. Tec-9[8], с которым пришел Черный, валялся в траве. Внутри гангстера что-то лопнуло и потекло по цепким пальцам зомби, будто мягкая влажная глина.
Черный затих.
Фрэнки сползла по стене, паника уничтожила все остатки кайфа. Если Черный пробрался в зоопарк, значит, и остальные тоже были здесь. Каким-то образом им удалось спастись от зомби, но теперь…
«Они попали в зоопарк, где полно других тварей».
Словно по сигналу она услышала стрельбу вдалеке, а потом крик. У Черного зазвонил мобильный. Фрэнки поразилась тому, что сеть еще работала. Ее-то телефон перестал отключился через считаные дни после того, как началось воскрешение. Телефон снова зазвонил. Фрэнки молча смотрела на него. А в то, что случилось после, она не могла поверить. Это все еще действовал героин, не сомневалась она.
Труп старика поднял аппарат, уставился на него — и ответил.
— Вышлите помощь…
А потом, окровавленной рукой выключив телефон, продолжил свою трапезу.
Фрэнки на четвереньках переползла в соседнюю кабинку. Дотянулась до замызганной раковины, плеснула воды на грязное лицо. После чего встала и попыталась собраться с мыслями.
Она услышала голоса, которые теперь звучали гораздо ближе. Знакомые голоса.
— Черт, Джи! Глянь на это дерьмо.
Кобель.
— Ну гребаный Черный. Говорил же этому нигге, чтобы был начеку. И смотри, что с ним стало.
Окорок.
— Эй, глядите-ка. А вот и десерт! Я сейчас к вам подойду, джентльмены.
Зомби.
Окорок и Кобель ответили залпом выстрелов, после которого снова раздался звонок. Поначалу Фрэнки показалось, что звенело у нее в ушах, но затем она поняла: это был еще один мобильный.
— Йоу, — выдохнул Окорок, резко обрывая сигнал. — Че там? — Далее тишина, а затем: — Ну вы гребаные мудилы! В смысле выпустил из клетки? Мать твою, он чё, думал, сучка будет там прятаться?
Фрэнки вернулась к двери, откуда вела свое наблюдение, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как Окорок со злостью засунул телефон себе в карман. Зомби лежал безвольной кучей у его ног, весь изрешеченный пулями.
— Кто это был? — осведомился Кобель.
— Гребаный Си. Сказал, Уилли, мать его, выпустил из клетки льва. Думал, шлюха прячется внутри. Этот дебил отстрелил замок.
— Йоу, может, нам лучше бросить это все, — предложил Кобель, чье лицо стало пепельно-серым. — Тут бродит гребаный лев? Ну неее. Та ну его.
— Чувак, нахуй того льва, — фыркнул Окорок. — И тебя нахуй. Мы не свалим, пока ее не найдем. И пульни-ка Черному в голову. Не хватало еще, чтоб он вернулся и попытался сожрать бро.
Кобель сделал выстрел и посмотрел на Окорока.
— А Си сказал, лев был живой или