Через пару минут мы с ним сидели за чашкой кофе в ближайшем кафе «Дель Мар».

— Я хочу кое в чём признаться, — говорил обычно молчаливый Драган.

— Вы меня пугаете. Где Лукас?

— Это вы меня пугаете. Вы знаете человека без году неделя, и уже относитесь к нему едва ли не как к любовнику.

— Что за нотации? Кто мы друг другу?

— Это неважно. Важно, кем был Лукас вашему отцу?

— И кем же?

— Палачом. Да будет вам известно, что лагеря смерти в Хорватии находились в его компетенции. Он был прав — Туджман их не строил. Их строил Хебранг — человек, для которого по зову крови все этнические сербы — это враги.

— И что теперь?

— Вас разве не мучает несправедливость? Он погубил вашего отца — пускай не сам, но с его согласия и по его приказу там убивали сербов. Меня, как солдата Сербской армии, это не может оставить равнодушным…

— Как бывшего солдата? Вы как бывший солдат строите с ним свой бизнес?

— Бизнес и война — вещи разные. Война стала для меня жизнью. Там я оставил семью, родину, любовь. А бизнес — всего лишь средство зарабатывания денег, которые, как известно, не пахнут… И солдат, к вашему сведению, бывших не бывает.

— И поэтому вы убили его?

Чолич вскинул брови. Он явно не ожидал от меня такой прозорливости, ведь не знал ещё о моём эмпатическом складе характера.

— Я его не убивал. Может быть, он ещё и вовсе не умрёт…

— Может быть?

— Видите ли, не только вашего отца Хебранг погубил в лагере смерти. Таких десятки и сотни тысяч. А когда международное правосудие отказалось осудить его и ему подобных мерзавцев, это ещё пуще всколыхнуло волну народного гнева. А народ, как известно, состоит не только из крестьян. Он состоит и из людей обеспеченных, которые могут себе позволить…

— Заказать даже Хебранга? — не дала договорить я.

— Именно. Но заказать только доставку. Знаете, как доставляют пиццу или суши на дом.

— И его доставили? Это сделали вы?

— Это делает специализированная организация, которую я возглавляю. Что с ним будет дальше — не моя забота, я лично никого не убиваю.

— Интересный юридический ход.

— Именно так. С волками жить — по-волчьи выть. Но была бы моя воля — я бы ему голову отрезал, как это делал он в годы войны.

— Почему вы рассказываете мне это? Где гарантия, что я не отправлюсь в полицию с этими данными?

— Можете. Но с моим арестом будут проблемы — я иностранный подданный, и местные власти предпочтут с этим не связываться. Хебрангу же это никак не поможет. А рассказал я вам это только потому, что… вы мне очень нравитесь, да вы и сами наверняка это понимаете… не хочу что-либо от вас скрывать…

— Однако… — выдохнула я. — Утро признаний. Даже не знаю, как мне отреагировать.

— Никак. Примите к сведению. Когда вы собираетесь назад?

— Должны были сегодня вечером, но теперь не знаю. Видимо, останусь ещё на пару дней.

— Хорошо. Я живу в «Мариотте», вот моя визитка. Сообщите мне, когда соберётесь улетать, я предоставлю вам персональный самолёт. Ещё раз извините за откровенность. Надеюсь на ваше понимание.

«С пониманием у меня проблем нет», — иронично подумала я, глядя ему вслед.

Мысли путались в голове, но верх брала одна — я не верила ему, и всё же думала, что, вернувшись, встречу Хебранга, который не иначе решил надо мной подшутить столь скверным образом. А уж, коль скоро он шутит, то можно и мне.

Этот турок, Рашид Кеттель, жил с нами в одной гостинице и давно оказывал мне знаки внимания. Вернувшись в отель, я встретила его на завтраке. Сама подсела к нему за столик.

— Доброе утро. Вы один?

— Уже нет. Само солнце взошло и село рядом со мной…

— Бросьте, — отмахнулась я. — Вы ведь местный?

— Не совсем. Я из Анкары. Провожу здесь выходные. А вы, кажется, из Сербии?

— Как вы догадались?

— По диалекту. И потом меня с Сербией связывает давняя история. Вернее, ещё моих предков.

— Очень интересно… Я как раз изучаю историю родной страны…

— Что ж, расскажу. Вы наверняка знаете про Георгия Карагеоргия?

— Первый правитель независимой Сербии, ещё бы.

— Так вот, его супруга, Елена Петрович, до замужества встречалась с моим дальним предком, который жил в Белградском пашалыке и имел там богатые владения. Карагеоргий убил моего пращура, а Елену выкрал, будучи простым гайдуком. Так он и стал на путь нарушения закона, — улыбнулся Кеттель.

Я вгляделась в его улыбку. Молодой, как видно, обеспеченный человек, всегда знающий, чего хочет и стремящийся к своей цели, он был куда привлекательнее старика Хебранга. Так почему бы не отомстить этому престарелому шутнику именно с ним, тем более что он так хорошо знает историю Сербии?..

— Вы полагаете, что Карагеоргий был преступником?

— Карагеоргий был идеалистом. Слишком верил в порядочность и правду, что в итоге привело к тому, что его обманули и бросили русские, а убил его же двоюродный брат!

— Вы, конечно, не из таких?

— Разве вам интересно, из каких я?

— Если бы мне не было интересно, я бы первая не подсела за ваш стол. Я же видела, как вы смотрели на меня все дни, которые мы с Лукасом провели здесь…

— А сейчас…

— А сейчас он уехал и оставил меня одну, и я не вижу препятствий к тому, чтобы ещё пару дней провести с вами. Как вы смотрите на это?

— О, я просто умираю от счастья. Но, с вашего позволения, мне не хотелось бы прозябать два прекрасных дня с не менее прекрасной женщиной на захолустном курорте. Поедемте ко мне в Анкару, там мой дом, и я покажу вам этот прекрасный город…

Я сделала вид, что задумалась. Кеттель поспешил развеять мои сомнения.

— О, дорогая Мюнхэ, обещаю, что и пальцем к вам не притронусь.

«А вот это как раз зря», — в шутку подумала я и улыбнулась ему.

— И вы знаете моё имя?

— Я знаю администратора гостиницы, — с чувством юмора у моего утреннего визави было всё в порядке. — А также коллекционирую редкие восточные имена. Всё-таки вас, очевидно, тянет к Востоку…

— Пока меня тянет только к вам, — подмигнула я.

Эмпатия — великая вещь ещё и потому, что не изучена до конца. Не изучены причины её появления, механизмы её работы. Потому я и не могу сказать, в какой момент и почему я вдруг… нет, не вжилась в роль, а мысленно перенеслась в Белград конца XVIII века, забыв о том, что я всего лишь Мюнхэ, и став на минуту Еленой…