Все двинулись за ней под сень деревьев; под ногами похрустывали листья. С таким обилием зелени было легко забыть, что находишься посреди огромного города. Громкие возгласы и стук железных подков по брусчатке звучали будто издалека, а дым не просачивался сюда и вовсе. Террисийцы усердно трудились, чтобы их часть Эленделя оставалась безмятежной, тихой и мирной.
Ваксиллиуму должно было здесь нравиться.
Вскоре группа из пяти молодых людей подошла к Приюту Синода, где размещались высокочтимые старейшины Терриса. Взмахом руки велев остальным ждать, Тельсин прокралась к окну. Сам того не желая, Ваксиллиум встревоженно заозирался. Приближался вечер, лес погружался в сумерки, но мало ли кто вдруг появится и их обнаружит?
«Спокойно! – приказал он себе. – Надо во что бы то ни стало присоединиться к этой компании с ее безумствами. Тогда они увидят во мне своего. Ведь так?»
По вискам текли капли пота. Неподалеку с совершенно беззаботным выражением на лице прислонилась к дереву Квашим. Заметив нервозность Ваксиллиума, она ухмыльнулась. Форч стоял в тени деревьев, даже не пригибаясь, но – ржавь! – с тем же успехом он мог бы оказаться еще одним деревом, так мало эмоций отражал его внешний вид. Ваксиллиум бросил взгляд на большеглазую Айдашви – та покраснела и отвела глаза.
– Она там, – сообщила вернувшаяся Тельсин.
– Это бабушкин кабинет, – сказал Ваксиллиум.
– Ну да, – ответила Тельсин. – И ее туда вызвали ввиду чрезвычайных обстоятельств. Правильно, Айдашви?
Тихая девочка кивнула:
– Я видела, как старейшина Ввафендал пробежала мимо моей комнаты для медитаций.
Квашим ухмыльнулась:
– Значит, она не будет за ними следить.
– Следить за чем? – не понял Ваксиллиум.
– За Оловянными Воротами, – пояснила Квашим. – Мы можем выбраться в город. Это будет даже легче обычного!
– Обычного? – переспросил Ваксиллиум, в ужасе переведя взгляд с Квашим на сестру. – Вы это уже делали?!
– Конечно, – подтвердила Тельсин. – В Поселке хорошей выпивки не найдешь. А вот через две улицы от него есть отличные пивные.
– Это ведь ты здесь чужак, – заметил приблизившийся Форч. Говорил террисиец медленно, взвешенно, будто каждое слово требовало обдумывания. – С чего вдруг тебя заботит, что мы уходим? Погляди-ка, ты никак дрожишь? Чего боишься? Ты же большую часть жизни прожил там.
«Это ведь ты здесь чужак…»
Почему у Тельсин всегда получалось втереться в доверие в любой компании? А он всегда оказывается в стороне?
– Я не дрожу, – возразил Ваксиллиум. – Просто мне не нужны неприятности.
– Он нас точно сдаст, – заявила Квашим.
– Не сдам, – буркнул Ваксиллиум, а сам подумал: «Уж точно не за это».
– Пошли! – скомандовала Тельсин и повела свою стаю через лес к Оловянным Воротам – так возвышенно именовалась всего лишь еще одна улица, на которую, впрочем, можно было попасть через каменную арку с высеченными древними террисийскими символами, обозначавшими все шестнадцать металлов.
За аркой начинался другой мир. По улице, вдоль которой выстроились горящие газовые фонари, плелись домой с нераспроданными газетами под мышкой мальчишки-газетчики, направлялись в шумные пабы рабочие. По-настоящему Ваксиллиум не был знаком с этим миром: он вырос в роскошном особняке, обитатели которого носили дорогую одежду и пили дорогие вина. Однако что-то в этой простой жизни взывало к Ваксиллиуму. Может, здесь-то он и разберется, что именно? То, что никак не удавалось разыскать и чем будто бы обладали все остальные, а он даже не понимал, как оно называется.
Четверо молодых людей поспешили вперед, минуя здание с темными окнами. Обычно в это время бабушка Ваксиллиума и Тельсин была еще здесь и читала перед сном. Террисийцы не выставляли часовых у входов в свои владения, но все-таки следили за теми, кто приходил и уходил.
Ваксиллиум остался на месте. Опустил глаза и, подтянув рукава одеяния, посмотрел на открывшиеся наручи метапамяти.
– Ты идешь? – позвала Тельсин.
Он не ответил.
– Ну конечно нет. Ты же не любишь рисковать.
Она двинулась дальше, увлекая за собой Форча и Квашим. Удивительное дело, но Айдашви задержалась и вопросительно глянула на Ваксиллиума.
«Я могу это сделать, – подумал он. – Ничего особенного в этом нет».
Ощущая, как звенит в ушах насмешка сестры, Ваксиллиум заставил себя присоединиться к Айдашви. Его замутило, но все-таки он пошел рядом, наслаждаясь ее робкой улыбкой.
– Ну и что приключилось?
– Э-э-э? – не поняла Айдашви.
– Почему бабушка отвлеклась от своих занятий?
Пожав плечами, Айдашви начала стягивать с себя террисийское одеяние. На миг Ваксиллиум ощутил потрясение, но потом увидел, что под ним обычная блузка и юбка. Одеяние девушка закинула в кусты.
– Я мало что знаю. Видела, как твоя бабушка побежала в Приют Синода, потом еще подслушала, как об этом спрашивал Татед. Что-то случилось. Мы как раз планировали ускользнуть сегодня вечером, и я решила, ну, ты понимаешь, что момент очень подходящий.
– Но если произошло что-то чрезвычайное… – проговорил Ваксиллиум, бросая взгляд через плечо.
– Это связано с капитаном констеблей, который пришел задать ей несколько вопросов, – пояснила Айдашви.
«Констебль?..»
– Идем, Асинтью. – Девушка взяла его за руку. – Уверена, твоя бабушка быстро разберется с чужаком. Возможно, она уже идет сюда!
Ваксиллиум замер.
Айдашви смотрела прямо на него, и, глядя в эти живые карие глаза, было трудно соображать.
– Идем, – повторила она. – Выбраться из Поселка в город – не такое уж и преступление. Разве ты сам не прожил там четырнадцать лет?
Ржавь!
– Мне надо… – начал Ваксиллиум, отворачиваясь к лесу.
Затем нырнул в заросли и помчался назад, к Приюту Синода. Потрясенная Айдашви смотрела ему вслед.
«Теперь она будет считать тебя трусом, – заметил внутренний голос. – Они все будут так думать».
Проехавшись по земле, Ваксиллиум с колотящимся сердцем затормозил под окном бабушкиного кабинета. Прижался к стене.
– Мы сами себе полиция, констебль, – произнес внутри голос бабушки Ввафендал. – Вы же в курсе.
Ваксиллиум осмелился приподняться и заглянуть в окно: бабушка сидела за своим столом. С заплетенными в косы волосами и в безупречном одеянии, она выглядела воплощением террисийской добродетели.
Стоявший по другую сторону стола человек в знак уважения держал под мышкой свой констебльский головной убор. Пожилой, с вислыми усами; знаки отличия на груди демонстрировали, что он капитан и детектив. Высокий ранг. Важный.
«Да!» – подумал Ваксиллиум, роясь в кармане в поисках своих записок.
– Террисийцы сами себе полиция, потому что они редко нуждаются в полиции, – заметил констебль.
– Прямо сейчас они в ней не нуждаются.
– Мой осведомитель…
– Выходит, у вас есть осведомитель? – спросила бабушка. – Я думала, вы получили анонимное сообщение.
– Анонимное – да. – Констебль положил на стол лист бумаги. – Но я считаю, что это не просто «сообщение».
Бабушка взяла лист. Ваксиллиум знал, что там написано, – сам его и отправил констеблям. Вместе с письмом.
«Рубашка, пахнущая дымом, висит у него за дверью.
Грязные ботинки, размер которых соответствует отпечаткам, оставленным возле сгоревшего здания.
Фляги с маслом в сундуке под его кроватью».
Список содержал с десяток улик, которые указывали на Форча как на того, кто сжег дотла хижину-столовую в начале этого месяца. Ваксиллиума взбудоражило, что констебли отнеслись к его находкам серьезно.
– Тревожно, – согласилась бабушка, – однако я не вижу